Неолиберализм или неоконсерватизм: что ждет РФ в будущем

Главный редактор журнала "Эксперт" Татьяна Гурова:

На прошлой неделе сразу три высокопоставленных спикера вышли на публику, вызвав на себя огонь критики; просто потому, что выход на публику неизбежно приводит к такому результату. Но если спикера Госдумы Вячеслава Володина и зампреда Совета безопасности РФ Дмитрия Медведева только пожурили, то статья секретаря Совбеза Николая Патрушева под названием «Нужны ли России универсальные ценности?» вызвала настоящий шквал критики либеральных медиа всех мастей.

«Патрушев собирается двигаться вперед спиной, смотря в прошлое» — реплика в одном из телеграм-каналов. «Секретарь не раскрыл до конца тему универсальных ценностей», — пишет «Московский комсомолец». «Чекисты хотят сдвинуть страну к автаркии» — это уже из фейсбука. Общий пафос такой: Николай Патрушев, делая ставку на духовно-нравственные ценности и апеллируя к традиции, пытается опереться на прошлое, строя будущее. А это якобы абсурд.

Однако неолибералы ошибаются. Неоконсерватизм, идейную базу которого формулирует в своей статье секретарь Совбеза, — не прошлое, а будущее. И не только России. А вот неолиберализм как раз прошлое.

Неолибералы думают, что стоят на прочном основании. Но основание это уже сильно потерто и покрыто трещинами. Неолиберализм сегодня подобен политическому динозавру, вытоптавшему и поглотившему всю пищу, которая была в политической экосистеме. Неолиберализм не только идейный монополист так называемого Запада, но давно уже и политический монополист. За годы своего расцвета и развития в силу агрессивной и не склонной к сотрудничеству идейной природы он поглотил всех политических противников, стерев идейное разнообразие своей колыбели — Запада. Либералы, социальные демократы, социалисты, коммунисты — все были поглощены неолиберализмом. В результате как политический феномен он стал институтом абсолютного доминирования бюрократических и финансовых элит и монополизировал власть, вообще говоря, поставив под сомнение дальнейшее существование демократии.

Итогом политической монополии неолибералов стала повсеместная коррозия государства — национального и суверенного, которое было оплотом процветания славного тридцатилетия прошлого века. А вслед за коррозией государства были поставлены под сомнение понятия равенства, социальной защиты, неприкосновенности территориальной целостности.

У нас в России принято оправдываться за семьдесят лет социализма. Но не пришло ли время неолиберализму перестать прикидываться политическим подростком и осмыслить собственную историю и достижения? Ему уже как минимум сорок. В свои сорок СССР мог похвастаться индустриализацией, человеком в космосе, всеобщим бесплатным образованием, такой же медициной, победой над фашизмом, мощным процессом деколонизации стран третьего мира.

А что предъявит нам неолиберализм в том же возрасте? Успешную глобализацию, да. Но почти сразу же вслед за этим — деиндустриализацию Запада, беспрецедентный рост неравенства в мире и в отдельных странах, полное презрение к суверенитету государств при малейшем сопротивлении его диктату. Разрушенная Югославия, нищие Прибалтика и Молдавия, уничтоженная Ливия, растоптанная Украина. Про какую из этих стран мы можем сказать, что в ней восторжествовали хоть какие-то, пусть даже универсальные, ценности?

Но, как любой монополист, неолибералы ошиблись. Патрушев замечает: они разрушили средний класс. Они не хотели его разрушать. Им было все равно. Но созданная ими экономическая система сама разрушила сердцевину общества, с одной стороны, породив опасность критической сегрегации, с другой — вырастив себе классового противника. Взяв в руки сумку для доставки пищи, средний класс осознал, что терять ему больше нечего.

Великий социолог Иммануил Валлерстайн в своих последних работах ставил вопрос: как будет создан политический проект, который позволит суверенному народу опять стать хозяином собственной судьбы?

На наш взгляд, для этого должен родиться идеологический проект — мощный конкурент неолиберализму. Коммунисты, социалисты, либералы не могут претендовать на это: у них один исток. Единственным возможным противником для увядающего неолиберализма способен стать неоконсерватизм. Он противопоставит индивидуализму общее благо, конкуренции —сотрудничество, национальному нигилизму — разумный национализм. Такой набор ценностей априори близок среднему классу. Как он мог об этом забыть?

Однако у неоконсерватизма есть одна проблема — его корень. Неолиберализм, унаследовав от либерализма корень — свободу, автоматически ассоциируется со свободой личности, как бы эту личность в реальности ни угнетали, а консерватизм — с традицией, с охранением прошлого, и он кажется чем-то противоположным новому, прогрессу, развитию.

Однако это всего лишь артефакт истории. Да, в свое время либерализм, открывавший человеку низкого сословия дорогу, противостоял консерватизму, защищавшему сословные традиции. Но когда это было?! Сейчас неолиберал — аристократ, а защищающий иные ценности неоконсерватор — настоящий бунтарь.

Бунт заключается вовсе не в возвращении в традицию. Он в требовании вернуть мораль и этику в общественные отношения. Неоконсерватизм неразрывно связан с понятием «этика».

Теперь осталось ответить на последний вопрос: является ли следование моральным, этическим нормам чем-то противоположным индивидуальной свободе, которая нужна человеку? Открываем этику Аристотеля и читаем: этика — не что иное, как сознательный, свободный и последовательный выбор в пользу добра.

Чтобы оценить нравственную высоту данной нормы — сознательного, свободного и последовательного выбора в пользу добра, стоит взглянуть на сюжет «Царя Эдипа» глазами современного человека. У этого парня все хорошо: он был уважаемым топ-менеджером, настолько эффективным, что другие государства хотели войти в его империю. У него была прекрасная семья. Да, он узнал нечто ужасное о себе, но не имелось никаких рациональных причин из-за этого лишать себя всего. Народ и элита бунтовать не собирались. От детей все можно было скрыть. Да и он сам совершил преступление, не зная, что совершает его. По большому счету его совесть можно считать чистой. И все-таки Эдип выбрал личный крах и искупление, посчитал невозможным совместить свою личность со столь существенным нарушением этических норм. Выбрал абсолютно свободно.

Современный неоконсерватизм в собственных идейных поисках должен и может перейти грань традиции и прошлого и опереться в своей идеологии на первичные аристотелевские понятия: этика, политика как общение, общее благо как ценность, средний класс как опора государства. Потому что после сорокалетней неолиберальной экспансии, ликвидировавшей все общее, пришло время вернуться к основам построения этого общего. Печать