В очередной раз пересказывать биографию Спинозы и пытаться объяснить суть его философии в небольшой статье было бы странно. На эти темы написаны бесчисленные тома. Лучше осветим его достижения в оптике — об этом массовому читателю известно меньше.
Автор этих строк в пору своего инженерного прошлого имел касательство к оптике и ее изготовлению. Конечно, со времен Спинозы методы и инструменты очень сильно продвинулись, но искусство рабочего все так же играет решающую роль в изготовлении особо точной оптики. Отмечу, что советские рабочие-оптики демонстрировали очень высокое мастерство.
Когда рухнул Советский Союз, некоторые наши бывшие соотечественники, занятые изготовлением оптики на своей новой родине — в Штатах — и знающие, каков уровень мастерства на предприятиях в Союзе, формировали из таких рабочих бригады и вывозили их в США, где те выполняли особо точные работы — в частности, изготавливали триппель-призмы для особо точных космических измерений. Оказалось, что в Штатах таких рабочих не хватает.
Это были люди, которые, как тогда говорили, чувствовали доли микрона кончиками пальцев. Насколько можно судить по результатам, достигнутым Спинозой при изготовлении оптики, он был именно таким человеком, и это необычно для гуманитария.
То, что Бенедикту пришлось заняться таким трудом, было не случайно, это было следствием его приверженности своим принципам и в частной жизни, и в философии. Уже в юности Спиноза проявил себя как независимый мыслитель, не считающийся ни с какими догмами и за это постоянно порицаемый своими учителями.
Будущий философ родился в семье евреев, чьи предки после изгнания из Португалии осели в Амстердаме. У его отца была преуспевающая семейная фирма по торговле южными фруктами. Спинозу отдали на обучение в семиклассное еврейское училище, которое готовило раввинов. Способности у молодого Баруха были выдающиеся, в нем видели будущее светило иудейского богословия. Однако этих надежд он не оправдал. В кружке, который собрался вокруг выдающегося преподавателя, гуманиста и врача Франциска ван ден Эндена, у которого Спиноза изучал латынь, он познакомился с математикой, естествознанием и медициной, а также с философскими идеями того времени. Спиноза все больше отдалялся от общины и иудейской религии. Совет раввинов строго предупредил его, но на него это мало подействовало. Тогда, после неудачной попытки подкупить Спинозу, совет раввинов проклял его и изгнал из общины. Философские принципы, которые уже к тому времени сформулировал для себя Спиноза, не позволили ему пойти на примирение.
В тексте проклятия было буквально сказано: «Будь он проклят днем и будь он проклят ночью; будь он проклят, когда ложится, и будь он проклят, когда встает. Будь он проклят, когда выходит, и будь он проклят, когда входит».
Не ограничившись простым отлучением, раввины подали на Спинозу жалобу городским властям Амстердама, изображая его опасным атеистом и добиваясь его изгнания из города. В результате этой жалобы философу пришлось покинуть Амстердам.
Тридцатого марта 1654 года умер Михоэл Спиноза, отец Баруха. Его состояние стало предметом тяжбы между Барухом и его сестрами Мириам и Ребеккой. Спиноза долго судился, а когда дело было им выиграно, добровольно уступил капиталы сестрам. Его спросили: зачем же он тогда судился? «Для того чтобы уяснить себе, существует ли еще в Голландии справедливость и правосудие. Богатства мне не нужны, у меня совсем иные цели». В результате он остался без средств к существованию и даже без надежной крыши над головой. Именно это подтолкнуло его к поиску ремесла, и он выбрал оптику.
Наверное, Спиноза мог выбрать и другое занятие для заработка, но он занялся изготовлением линз не только по причине нужды, но и из научного интереса. Его интересовала и механика, и математическая физика, достижения современной ему биологии и химии, а также постоянно совершенствующиеся астрономические наблюдения.
Известно также, что на Спинозу большое влияние оказал в этом смысле Декарт. Из его работы «Диоптрика» Спиноза впервые узнал законы преломления и первое правильное объяснение радуги.
С 1661 года он живет в Рейнсбурге, недалеко от Лейдена, и занимается шлифовкой линз. Но, видимо, оптиком он начал работать еще в Амстердаме, потому что к тому времени, когда он поселился в Рейнсбурге, он уже проявлял большое искусство в изготовлении линз. Более того, он уже был известен тем, что делал не только линзы, но и телескопы и микроскопы.
В 1665 году Спиноза восторженно писал своему другу Генри Ольденбургу о новых инструментах, о которых он слышал от голландского ученого и математика Христиана Гюйгенса: «Он рассказал мне удивительные вещи о микроскопах, а также о некоторых телескопах, сделанных в Италии, с помощью которых они могли наблюдать затмения Юпитера, вызванные взаимным расположением его спутников, а также тень на Сатурне, которая выглядела так, как будто она была вызвана кольцом».
В конце концов он достиг такого совершенства в своем искусстве полировки, что к нему стали обращаться с многочисленными заказами.
Хотя сам Спиноза сделал мало оригинальных работ в области физических или математических наук, он хорошо разбирался в оптической теории, в современной ему физике света и был достаточно компетентен, чтобы вступать в сложные дискуссии со своими корреспондентами по поводу математики преломления света. А в переписке с математиком Йоханнесом Гудде, который проявлял интерес к резке и полировке линз, Спиноза обосновал важные технологические особенности их изготовления, настаивая на преимуществах использования плосковыпуклых линз.
Его биограф Жан-Максимилиан Лукас настаивал на том, что «если бы смерть не помешала этому, есть основания полагать, что он открыл бы самые прекрасные тайны оптики».
Со временем Спиноза заслужил похвалу за свой опыт в создании линз и инструментов от многих известных специалистов. Гюйгенс писал своему брату из Парижа в 1667 году, что линзы, которые делает Спиноза для своих микроскопов, обладают замечательным блеском (видимо, имея в виду то, что теперь называется чистотой поверхности), и это делает их отличными. К началу 1670-х годов репутация Спинозы как оптика распространилась настолько широко, что немецкий философ Лейбниц назвал его «выдающимся оптиком» и прямо сказал ему, что «среди других ваших достижений, слава о которых распространилась за рубежом, я выделил бы ваше замечательное мастерство в оптике…» А известный врач Теодор Керкринк, коллега Спинозы по школе, где они изучали латынь, писал: «У меня есть первоклассный микроскоп, сделанный Бенедиктом Спинозой, этим благородным математиком и философом, который позволяет мне видеть лимфатические сосудистые пучки… то, что я открыл с помощью моего чудесного инструмента, чудесно».
Керкринк хвалил в своей переписке машину, изобретенную Гюйгенсом, которая облегчала изготовление оптики. Однако Спиноза больше надеялся на свое мастерство, чем на машину. Он писал Керкринку: «Опыт научил меня, что при полировке сферических пластин моя правая рука дает более безопасные и лучшие результаты, чем любая машина». Спиноза предпочитал держать стекло руками на токарном станке, который приводился в действие педалью. Видимо, микроны у него действительно были на кончиках пальцев.
Шлифовка и полировка линз во времена Спинозы была тихим, напряженным и уединенным занятием, требующим дисциплины и терпения — одним словом, занятием, идеально соответствующим темпераменту Спинозы. К сожалению, это не слишком соответствовало его физическому состоянию. Стеклянная пыль, образовавшаяся в результате этого процесса, вероятно, усугубила проблемы с легкими, которые он испытывал с детства, и способствовала его ранней смерти в 1677 году в возрасте 44 лет.
Уже в XIX веке, когда спрос на сувениры, имевшие хоть какое-то отношение к Спинозе, который к тому времени стал модным и даже популярным, быстро рос, один амстердамский торговец антиквариатом по имени Корнелиус ван Халевейн продавал линзы, отшлифованные Спинозой разного рода коллекционерам. Возможно, ван Халевейн случайно обнаружил склад с линзами, оставшимися от Спинозы.
Печать