Фото с сайта:
commons.wikipedia.org
В Киргизии 10 января прошли внеочередные президентские выборы. Лидирует фаворит гонки Садыр Жапаров, который всего четыре месяца назад отбывал тюремный срок. В интервью корреспондентам “Ъ” Владимиру Соловьеву и Кабаю Карабекову он рассказал, как ему удалось совершить революцию из тюрьмы, зачем понадобилось превращать страну в президентскую республику и на кого будет опираться Бишкек в треугольнике Россия—Китай—США.
— Бардак, хаос и чехарда. Так многие в России, включая президента Владимира Путина, охарактеризовали внутриполитическую ситуацию в вашей стране после событий октября 2020 года. Согласны с такой оценкой?— На 100% согласен. До сегодняшнего дня было так, как сказал Владимир Владимирович. Отчего все так было? Оттого что чиновники наверху сами занимались чехардой. С сегодняшнего дня такого не будет. Уничтожим коррупцию, уберем забюрократизированность. Хватит у нас на это воли. И дальше нормально будет.
— Еще четыре месяца назад вы находились в тюрьме, а сейчас мы разговариваем с вами в президентской резиденции. Раскройте секрет головокружительной карьеры.— К этому мы долго шли. И достигли не за четыре месяца, а за десять лет — с 2010 года шла работа.
— Когда вы говорите «мы», вы кого имеете в виду?— Я, Камчибек Ташиев, Талант Мамытов (первый сейчас возглавляет Госкомитет национальной безопасности, а второй стал и. о. президента после отставки Сооронбая Жээнбекова.— “Ъ”). Нас в 2012 году из-за Кумтора закрыли (Садыр Жапаров с единомышленниками тогда требовал национализировать золоторудное месторождение Кумтор, разрабатываемое канадской Centerra Gold Inc.— “Ъ”). В 2017 году меня второй раз закрыли, чтобы я, во-первых, не смог участвовать в президентских выборах, а во-вторых, не поднимал тему Кумтора. Но я просто так не сидел в тюрьме, а через соцсети работал с народом.
— Это можно было делать в тюрьме?— По закону нельзя, но мы нашли выход. Три с половиной года я напрямую связывался с простым народом.
Создавал группы в «Одноклассниках», в Facebook, в Instagram. Я собрал контакты людей в WhatsApp и создал там более 50 групп — одна группа вмещает 256 контактов. Через эти группы я распространял информацию про Кумтор, про мою работу. Так я за три с половиной года до всего народа дошел.
В тюрьме ты 24 часа в сутки свободный человек: свободное время есть. Вот таким образом я сделал революцию из тюрьмы.
— Чему вас тюрьма научила?— Всему научила. После выхода из тюрьмы, как только народ назначил меня премьер-министром, я подумал, что Бог специально меня туда направил, чтобы увидеть, кто сидит в тюрьме, их законы. Там 90–95% простых граждан. Ни одного чиновника, сына чиновника или родственников чиновников там нет. 5–10% — преступники, которые всю жизнь криминалу посвятили. А 90% — простые люди: кто телефон украл, кто курицу. Журналисты про меня начали писать, что я с преступным миром связан, я бандит и меня преступники привели к власти. Связывали с Камчибеком Кольбаевым (известный киргизский вор в законе.— “Ъ”).
Я за те три с половиной года, что сидел в тюрьме, помогал простым гражданам, преступникам не помогал. Больше ста человек, которые ко мне обращались, вышли из тюрьмы, пока я сидел.
Они начали работать на меня, распространять информацию, что я хороший человек. Когда я вышел, они все находились на митингах, поддерживали меня. Вот и весь секрет третьей революции.
— Во время прошлогодних октябрьских событий не только вас из тюрьмы освободили, но и на какое-то время экс-президент Алмазбек Атамбаев вышел погулять по Бишкеку. Потом его вернули за решетку. Он будет сидеть?— По закону — да, будет сидеть. Он ведь беспорядки устроил в Кой-Таше в 2019 году и в Бишкеке в прошлом году. Он контрреволюцию устроить пытался.
— Легко вам было уговорить Сооронбая Жээнбекова уйти в отставку?— Трудно было, но уговорили.
— С помощью каких аргументов?— Народ требовал, чтобы он ушел. Первые пять-шесть дней он этого не чувствовал, а уже через десять дней знал, что весь народ хочет его отставки.
— Почему он должен был уйти, ведь претензии были к парламентским выборам?— Потому что Жээнбеков не смог проконтролировать парламентские выборы. Там его близкие люди решили, что должны пройти в парламент три партии. Он брата своего включил в партийные списки. И весь народ знал, что это дело рук власти. Поэтому требовали отставки президента.
— С братьями вечная проблема у киргизских политиков. И у вас тоже братья есть. Мы не увидим их через год на государственных должностях или во главе крупных бизнесов?— Есть братья. Я их не допущу к власти.
Я не знаю, сколько я буду править страной, но обещаю вам по-мужски: ни одного брата не увидите во власти.
— Вы прошлогодние события считаете революцией?— 50 на 50. Можно революцией назвать, можно народными волнениями.
— Ну вот в 2005 году была «тюльпановая революция», в 2010 году — кровавая апрельская революция. А в прошлом году какая была?— Не знаю даже, как назвать. Волнения народа. Некоторые называют «революцией надежды».
— Вы — северянин, а в Киргизии есть такая проблема, как разлом страны на Север и Юг. То южане к власти приходят, то северяне. Этот раскол как-то можно преодолеть?— Можно. Я его преодолею.
— Как?— Обычно политики у нас, когда народ проявляет ими недовольство, начинают раскалывать общество, поднимать проблему Севера и Юга. Если северянин — обвиняет Юг, если южанин — то Север. После 5 октября сторонники Жээнбекова тоже начали говорить, что его прогнали, поскольку он южанин. А его весь народ не принял. Почему я говорю, что преодолею этот раскол? Потому что я не делю наших людей на южан, северян, русских, кыргызов, узбеков.
Для меня все кыргызстанцы одинаковы. Это знают и южане, и северяне. Я за 15 лет в политике никого не делил. У меня друзей-южан больше, чем северян.
— Вы инициировали референдум по изменению формы правления с парламентской на президентскую. Что вы хотите поменять?— До этого у нас была парламентско-президентская форма правления, потом парламентская. Но все равно управлял всем президент. Чужими руками жар загребал, но ни за что не отвечал. Все левые дела совершали руками, например, премьер-министра, а президент оставался чистым. У нас за 30 лет сменились 32 премьера! Из-за этого мы оказались в кризисном болоте. Поэтому я предлагаю сделать президентское правление. Пусть президент выйдет из тени в открытое пространство и несет за все ответственность. Четко надо прописать полномочия, и пусть президент отвечает за экономику, внутреннюю и внешнюю политику.
— Справитесь?— Справимся. Народ поможет.
— Вы раньше выступали за национализацию Кумтора. А сегодня?— Я восемь лет назад выступал за национализацию. Сейчас я пока не знаю последней информации о ситуации на месторождении, не успел еще ее получить. Тогда, в 2012 году, я знал все коррупционные моменты, экологические нарушения. Сейчас я вступлю в должность, своими глазами все увижу, поеду туда, проверю и потом приму решение. Сейчас не могу сказать, что поступлю так или иначе.
— На ваших предвыборных билбордах было написано: служение будущему. Какому будущему?— Меня в основном поддерживает молодежь и простые граждане. Они составляют 70–80%. Будущее за молодежью, и я хочу служить им.
В моей программе есть пункт о том, чтобы вернуть в страну молодежь, которая уехала за границу. В основном они в России, в Казахстане, в Европе, Америке, в Турции и Южной Корее. Их всех надо вернуть.
Богатство любого государства — его человеческие ресурсы, люди. А у нас около 2 млн — в основном молодежь — за границей. Они уехали за последние тридцать лет.
— Чтобы их вернуть, им надо что-то предложить. Что?— У нас есть план. Я не говорю, что завтра прямо начнем возвращать. Потребуется два-три года. В первый год мы должны поднять экономику. Второй-третий год — взяться за возвращение. Мы должны для них создать рабочие места. Почему люди уезжают? В основном, чтобы накопить деньги и обзавестись жильем. Поэтому нужно обеспечить ипотекой — без нее не обойдешься — и создать рабочие места.
— Не очень оригинальная идея. Об этом много кто говорил и до вас, но как-то ни разу еще не сбылось. Почему нужно верить, что это произойдет при вас?— Управление страной зависит от личности. Я в себе уверен. Я не буду коррупцией заниматься, не допущу, чтобы родственники, друзья вмешивались в государственные дела. Поэтому я уверенно вам говорю: будем создавать рабочие места, будем строить гидроэлектростанции, будем договариваться с союзниками о крупных инфраструктурных проектах. У нас раньше первые лица обещали, а потом погружались в коррупцию, и ничего не строилось в конечном итоге. Например, Верхне-Нарынский каскад ГЭС громко анонсировали, что там три станции можно построить. А потом наши чиновники своровали деньги, и в итоге мы должны России $37 млн. Там ничего не построили. Даже не начали. Такого не должно быть. Это от первого лица зависит — от президента. Если он сам замешан в коррупции, все, кто ниже, обязательно тоже в этом будут участвовать.
— Вы как-то заявили, что заставите коррупционеров, я цитирую, «выблевать наворованное». И как вы собираетесь это сделать?— Только за последний месяц в казну вернули больше 3 млрд сомов (около $36 млн). Они поступили в бюджет.
У нас в республике примерно 250–300 семей обосновались «на верхушке» за последние 30 лет. Только они занимаются коррупцией, крадут из бюджета.
Это видно как на ладони. Каждого видно. Они знают, и весь народ знает, что они коррупционеры. Только они воруют, только их дети устраиваются на госслужбу, и так продолжается десятилетиями. Сейчас многие стали возвращать — не хочу называть их имен.
— Это вы говорите про Райымбека Матраимова (замглавы таможни республики в 2015–2017 годах.— “Ъ”)?— Нет-нет. Матраимов вернул 2 млрд сомов (около $24 млн).
— Да, но про него писала пресса, что на контрабанде он заработал почти миллиард долларов. А вернул только 2 млрд сомов.— Это еще не доказано, мы это еще проверим. Я говорю о другом чиновнике, который сдал в казну 200 млн сомов.
— Как это добровольное возвращение средств было оформлено?— Сделка со следствием. Еще есть у нас статья «Экономическая амнистия», в соответствии с которой они возвращают деньги в бюджет.
— Во времена, когда президентом страны был Курманбек Бакиев, вы уже боролись с коррупцией — с 2008 по 2010 год руководили Национальным агентством по предупреждению коррупции. Вас упрекают в том, что успехов вы не добились. И тут возникает вопрос: он тогда ничего не смог сделать, почему сейчас сможет?— Нацагентство по предупреждению коррупции — заметьте, по предупреждению, а не по борьбе — только мониторингом занималось. Не было ни оперативников, ни следственных органов. Сидишь, мониторишь, письма отправляешь с предупреждением: «не занимайтесь коррупцией». Оно даже не было в составе правительства. Я не был членом правительства.
— Курманбека Бакиева, который был свергнут в 2010 году, до сих пор называют чуть ли не главным коррупционером, а период его правления — одной из самых черных страниц в истории страны. Вы были в команде Бакиева. Как вы относитесь к бакиевскому периоду, к членам его семьи, к тому, что тогда происходило в стране?— У нас в Киргизии обычно чиновники, большие люди всегда через кого-то или напрямую просятся на госдолжности — платят за них, родню подключают, чтобы устроиться. Я этого не делал. Бакиев сам пригласил меня. Я не выполнял его заказы, работал только по закону. Теперь насчет Бакиева. Первые два года он очень хорошо работал. После ухода Акаева (первый президент страны Аскар Акаев, свергнут в 2005 году.— “Ъ”) у нас бюджет был 25 млрд сомов. Бакиев в три раза его увеличил к 2007 году. Потом расслабился, что ли. Сыну отдал управление страной. Брат его — Жаныш Бакиев — стал управлять процессами. И в 2010 году произошла вторая революция и Бакиева выгнали. Поэтому я всегда говорю, что ошибки прежних властей не повторю.
— Считаете ли вы справедливыми длительные тюремные сроки, к которым заочно в Киргизии приговорены Курманбек Бакиев и члены его семьи?— Я не знаю, какие там приговоры вынесли, я не интересовался. Оценку даст история.
— Следует ли киргизским властям продолжать добиваться выдачи его сына Максима Бакиева из Лондона, а самого Бакиева — из Белоруссии, чтобы разбираться с тем, что ими здесь было сделано?— Если их вина будет доказана, будет доказано, сколько они украли, если это подтвердится на 100% — почему нет?
— Там же дела не только по коррупции и незаконным схемам. Есть же последствия апрельской революции 2010 года. Это была кровавая революция.— За кровь людей все виновные должны ответить. И Бакиев, и временное правительство (управляло страной после свержения Курманбека Бакиева.— “Ъ”). Если ты поднял народ, ты должен отвечать за каждого человека. Взять октябрь прошлого года: если бы я тогда не управлял народом, не просил бы молодежь не заниматься мародерством, хуже 2010 года была бы ситуация. Народ был настроен на то, чтобы пойти по домам богатых людей, чиновников и наказать их прилюдно. Я призвал их не делать этого, и они прислушались. А в 2010 году делали что хотели. Так нельзя. В тех событиях обе стороны виноваты — и Бакиев, и его оппоненты. А через два месяца юг заполыхал (в июне 2010 года в городе Ош произошли столкновения между киргизами и узбеками.— “Ъ”). И в этом тоже обе стороны виноваты — и Бакиев, и временное правительство.
— Намерены ли вы в должности президента разбираться с событиями десятилетней давности?— Трудно сказать. Если народ потребует найти и наказать виновных по закону, то можно заново расследовать. А если народ простит и скажет, что давайте старое забудем и начнем с чистого листа, то пойдем вперед.
— Ваши оппоненты говорят, что в вашем лице к власти в стране возвращаются Бакиевы, что они за вами стоят.— Это ложь и бред. Люди понимают, что с Бакиевыми у меня нет связи. В 2017 году, когда я вернулся в страну и меня арестовали, тоже говорили, что я приехал от Бакиевых переворот здесь устраивать. Бог свидетель — с 2010 года я ни копейки от Бакиевых не взял. Богом клянусь! И люди мне поверили: вытащили из тюрьмы.
— В самой Киргизии и за ее пределами открыто говорят о масштабном наркотрафике, о контролирующих его преступниках, которым покровительствует власть.— Да, прежние власти, их родственники крышевали наркотрафик. Я, как только приступил к работе, дал команду закрыть наркотрафик. Это в первую очередь. Во вторую очередь нужно искоренить коррупцию. И третья задача — поднять экономику.
Мы с наркотрафиком жестко будем бороться. Нам нужно два-три года, чтобы закрыть каналы.
— Что значит жестко?— Это значит, что с ними торговаться и разговаривать никто не будет. До этого сами власти крышевали. Правоохранительные органы у нас сами занимались перевозкой наркотиков. Когда кто-то попадался с наркотиками, с них брали деньги и отпускали. Такого больше не будет. Россия уже выделила нам помощь на борьбу с наркотрафиком. Два беспилотника нам предоставили, 150 млн сомов выделили. Мы охотно и азартно хотим бороться с наркоторговцами.
— Почти все постсоветское пространство стало территорией геополитической конкуренции больших держав. Запад, Россия, Китай. Вы чувствуете перетягивание своей страны большими игроками?— Все хотят перетянуть нас на свою сторону. Но мы не поддадимся.
70 лет мы с Россией жили в СССР, в одном государстве. После распада Советского Союза в течение 30 лет у нас стратегическим партнером, союзником была Россия. Она им и остается.
Почему? Потому что она помогает нам больше, чем другие страны. С остальными государствами — с Америкой, с Китаем — мы будем на взаимовыгодных условиях, на равных условиях будем сотрудничать.
Печать