Бурматов - о выборах в Госдуму, Текслере и экологии Челябинска

Депутата Госдумы Владимира Бурматова нередко критикуют, в соцсетях у него немало хейтеров. Но это не помешало ему на выборах 2021 года набрать в своем округе более 50% голосов избирателей, показав лучший результат среди одномандатников в Челябинской области и один из самых высоких в стране. Znak.com узнал, из чего сложилась эта цифра, почему сам депутат не считает свой результат выдающимся, а назначение первым зампредом комитета по экологии, природным ресурсам и охране окружающей среды расценивает как повышение. Кроме того, мы обсудили все скандалы прошедших выборов, причины пробуксовки в регионе закона об ответственном обращении с животными, поговорили об экологии и мусорной реформе в Челябинской области, а также перспективах застройки городского бора.

«Самый часто летающий депутат Госдумы»

— Владимир Владимирович, на прошедших в сентябре выборах у вас был самый высокий результат из всех челябинских депутатов. В чем секрет успеха? И вообще какие у вас ощущения от выборов?

— Кампания была крайне необычной. Как таковой классической кампании не было, нельзя было собирать людей на встречи в залах, на чем, например, была построена моя предыдущая кампания 2016 года. Нам пришлось отказаться от всех привычных форматов. Благо, было время для того, чтобы перестроиться. У нас был ранний старт, активная фаза длилась 10 месяцев. Хотя кампанию в своему округе я вел на протяжении всех пяти лет работы.

— Судя по вашим соцсетям, вы каждый месяц приезжали в регион и проводили встречи.

— Приезжал я не каждый месяц, а каждую неделю. Я официально самый часто летающий депутат Госдумы. В регион прилетал 50 раз в год. Пропускал буквально пару недель, несмотря на то, что большую часть прошлого созыва проработал председателем комитета.

Что касается нашего результата, могу на пальцах показать, из чего он сложился. В этой кампании у нас была очень большая благотворительная составляющая, я имею ввиду работу наших волонтерских отрядов. Помощь от них получили 10 тыс. семей — бесплатные продуктовые наборы, лекарства, врачей привозили тем, кто не мог выйти из своих домов.

— Опасные вещи говорите. Могут обвинить в подкупе.

— Когда я был зарегистрированным кандидатом, мы, конечно, этим не занимались. Но до этого момента и сразу после помогали людям. Например, завтра я снова иду по квартирам с волонтерскими отрядами.

Вторая составляющая нашей победы — в 2016 году нами было собрано 20 тыс. наказов, мы их все отработали за четыре года и два месяца, перед каждым избирателем отчитались. Кроме того, в ходе этой кампании, с мая, когда я вышел на праймериз, по 19 сентября, мы собрали еще 27 693 наказа. Это уже задел для работы на следующую пятилетку. Кроме того, 21 тыс. обращений обработаны нашими приемными и депутатскими центрами в 10 территориях, находящихся в составе избирательного округа. Чуть больше 1 тыс. встреч за 10 месяцев мы провели в виде сходов граждан, которых мы собирали во дворах. Также я встречался с коллективами предприятий в цехах, где пространство позволяет соблюсти социальную дистанцию. На этих встречах побывало чуть больше 30 тыс. человек. Если суммировать все эти цифры, то получится наш результат — 111 640 человек. Это люди, с которыми я лично контактировал за время своей работы.

— А запретки?

— Мы с «Росатомом» выстроили очень конструктивные отношения и помогали друг другу на протяжении пяти лет. Я госкорпорации помог принять ряд очень важных законов, которые, в частности, наделили их правом быть федеральным оператором по обращению с опасными отходами. Вчера мы приняли закон по захоронению радиоактивных отходов с использованием уже имеющихся мощностей, что очень актуально, учитывая социальные протесты, которые звучат, когда создаются новые подобные мощности. Мы позволили не плодить сущности, а использовать то, что есть, если ресурс позволяет. Соответственно, и «Росатом» мне помог в ходе кампании. Снежинск, наряду с Металлугическим районом Челябинска, стал лидером по голосованию.

Вот вы сказали, что результат 50% высокий. А я считаю его не высоким, а закономерным.

— Мы же сравниваем с другими депутатами.

— Я находился в иной ситуации. Кто-то заходил на новенького, понятно, что кампания у него была короче. Я отработал в округе пять лет. Вообще я себя с другими не сравниваю. Для меня было важно, что в прошлый раз за меня 80 тыс. человек проголосовали, а сейчас 111 тыс., важна эта разница в 31 тыс. голосов. А процент — лукавая история. Многое зависит от явки, от активности оппонентов, даже от погоды.

Прошедшие выборы были интересными. Многое ушло в интернет. Мы немало внимания уделили социальным сетям.

— На телевидении вас почти не было. Почему?

— Наверное, потому что мы решали задачу на конкретном округе, а каналы все региональные. Мне нужно было показать результат на одной пятой Челябинской области. Поэтому мы активнее присутствовали на местных каналах, в районных газетах, пабликах муниципалитетов, группах во «ВКонтакте». А палить из пушки по воробьям не очень продуктивно. Денег мы потратили достаточно много, порядка 22 млн рублей. Но и ценник на этой кампании был космическим. Поэтому старались потратить ресурсы максимально эффективно.

— Политический блок правительства области, региональное отделение ЕР вам помогали?

— Я им помогал, они мне помогали…

— Чем? Например, Текслер с вами никуда не ездил.

— Политический блок правительства решал задачу проведения выборной кампании в целом. Помощь губернатора я ощущал. Я был одним из первых, с кем Алексей Леонидович встретился, когда только прибыл в наш регион. Для меня это было очень важно, потому что у меня округ огромный, в нем несколько моногородов, несколько ТОСЭРов, две запретки, Уфалей, на тот момент загибающийся. Помощь губернатора я ощущал в решении проблем своего округа, в выделении средств на те задачи, которые люди считают приоритетными.

С другой стороны, я не мальчик, чтобы бегать с протянутой рукой и просить создать преференции, снять оппонентов, надавить на кого-то.

— Павлов с Колесниковым, вроде, тоже не мальчики…

— Я всегда выходил с единственным вопросом — чем помочь, потому что понимаю, что партии помощь была нужна. Мой округ стал единственным, где и по явке, и по проценту за «Единую Россию» (36,06%) мы дали больше среднеобластных показателей.

Я член Генерального совета партии. Если бы я не показал достойный результат, грош была бы мне цена. Поэтому я не просил никого снимать.

Понимал, что эти выборы выиграю у кого угодно, так как видел рейтинги. Но помощь губернатора я ощущал, и я за нее благодарен. Первое, что я сделал, когда объявили результаты выборов, поблагодарил его и спросил, какие будут поручения. Эти поручения были даны и мне, и всем остальным прошедшим в Думу от Челябинской области депутатам. А помогать надо тем, кто в этом нуждается. Считаю, что мы партии подставили плечо, результат показали убедительный. Ко всему прочему, наш округ точно не относился к самым скандальным на этих выборах.

— Но скандалы все же были.

— Они неизбежны. Это жанр предвыборной кампании.

— Как вам заявления о том, что по вашему требованию баннеры «Новых людей» порезали?

— Такие заявления — предмет для процессуальных действий правоохранительных органов. Но прошло достаточно много времени, и чем все закончилось? Информационным пшиком. Заявления, кстати, тоже были разные. В том числе был рассказ одного из участников нападений, который говорил, что его попросили сделать это те, кто делал эти заявления.

— Если так, почему не хотите, чтобы этим действиям и заявлениям тоже дали оценку правоохранительные органы?

— Я занимался своей кампанией. Видел, что в меня летят периодически разные субстанции, но понимал, что, если начну на это тратить время, увязну. Я это прошел в 2016 году, когда меня затащили в суды. Это отнимает дикое количество времени, сил и ресурсов. Здесь я четко понимал, что у меня есть «ядерный» электорат, на который я могу опираться. Эти люди точно не поведутся на истории про баннеры или другое народное творчество. Мне важно было этих людей привести на выборы, этим я занимался.

— Не могу не спросить про еще один скандал, разразившийся в разгар кампании, когда опубликовали информацию о дорогостоящей недвижимости ваших родителей в Москве.

— У меня взрослые родители, которые несколько лет назад вышли на пенсию. Прожили большую, насыщенную жизнь, работали. Это их официальная собственность, оформленная не через какие-то офшоры, а открыто задекларированная… Я видел эти публикации, но там это связывали с моей депутатской деятельность в комитете по экологии. Хотя не написано, когда и что было приобретено и построено. А приобретено это было, когда я и помыслить не мог, что окажусь в комитете по экологии или стану его председателем. Насколько я помню, в начале 2010-х годов. А в комитет я в 2017 году пришел. Родители стали успешными людьми задолго до того, как я вообще чего-то добился. Я рад за них, за то, что у них это в жизни получилось. Сложится ли у меня все так как у них, я не знаю, потому что я занимаюсь деятельностью, которая много денег не приносит. Но у меня все задекларировано, я ежегодно просвечиваюсь рентгеном всех специальных служб. Если бы было какое-то незадекларированное имущество, я бы уже депутатом не был.

«Для Челябинской области я профицитный депутат»

— Почему вы больше не председатель комитета, ведь результат на выборах показали, на своем посту не бездействовали?

— Потому что комитет теперь другой. В прошлом созыве было два комитета — по экологии и охране окружающей среды, который я возглавлял, и по природным ресурсам, который возглавлял Николай Петрович Николаев. В этом созыве комитет стал единым, и это логично. Но я не знаком с тематикой природных ресурсов, потому что там недра, полезные ископаемые, природные богатства, лес, водные биологические ресурсы и так далее. Абсолютно логично, что на этот супер-комитет зашел Дмитрий Николаевич Кобылкин, профессионал, который жил в этой тематике, будучи министром природы РФ. Сегодня это третий по численности комитет в Госдуме, в нем 26 человек (для сравнения: во многих по восемь). Крупнее нас только комитеты по бюджету и по законодательству. Поэтому считаю, что для меня позиция первого зама в этом комитете — рост. Учитывая, что у нас всего два первых зама, и сектор моей ответственности стал больше чем был в прошлом созыве, мне придется курировать больший круг вопросов. Воспринимаю это как возможность набраться компетенции в том, что моей сферой ранее не являлось.

— При этом вас уже в период выборов успели покритиковать за горящие леса. Я имею ввиду Сардану Авксентьеву во время ее приезда в Челябинск.

— Летом, когда в ее регионе, Якутии, горели леса, в моем регионе они не горели. Но я находился в своем регионе, а она гастролировала по другим субъектам РФ и никак своему горящему региону помочь не хотела. Это высказывание вызывает некоторое недоумение, потому что лес к сфере деятельности моего комитета не относился. А начинать надо всегда с себя.

— Вы с ней общались? Она объяснила, почему к вам такое внимание проявила?

— Нет, я ее не видел. Но к таким вещам отношусь спокойно. Давайте посмотрим на итог. Я получил свой процент, «Новые люди» на моем округе выступили крайне скромно — не второе и даже не третье место, несмотря на выдающиеся для такой короткой кампании ресурсы. Конечно, я видел эти ее выступления, но не считаю нужным реагировать, сказала и сказала. Дай ей Бог здоровья.

— Как вам новый созыв Госдумы?

— Он интересный. Я третий раз представляю Челябинскую область в Госдуме, и каждый раз состав качественно отличается. В 2011 году было много выходцев из ОНФ. В 2016 году вернулись одномандатники, и это сильно изменило конфигурацию и качество дискуссии в Госдуме, потому что, когда за спиной стоят избиратели, которых ты знаешь по именам, ответственность другая. В этот раз появилась пятая фракция — «Новых людей». Большое обновление, порядка 48%. Много новых председателей комитетов, первых зампредов. Как будет работать — посмотрим, ведь важно не сколько партий представлено, и кто возглавляет комитеты, важно качество принимаемых решений.

— Что можете сказать по составу челябинских депутатов?

— Я увиделся с ними на встрече с губернатором. С кем-то давно дружу. Например, с Михаилом Берулавой мы с 2011 года были зампредами в комитете по образованию. Хорошо, что сохранился костяк, что остался Виталий Бахметьев, остался Валерий Карлович (Гартунг), который выстроил отношения с региональными властями, что вернулся Станислав Наумов, он эту кашу точно не испортит. При этом есть обновление. Опять же, хорошо, что остался Дмитрий Вяткин, он теперь — первый заместитель руководителя фракции ЕР, мы сидим рядом. Представительство земляков — это очень хороший лоббистский ресурс.

— Я не припомню, чтобы наши депутаты Госдумы объединялись и какие-то важные для региона вопросы решали. Почему так? С той же экологией, например.

— А надо было, чтобы мне кто-то помогал или я сам справлюсь? Могу рассказать пример, который губернатор озвучивал на встрече с депутатами Госдумы. Он касается рекультивации городской свалки. Нужно было 500 млн рублей получить за один вечер, в противном случае мы бы сорвали сроки, отодвинули сдачу объекта на год. Мы эту конкретную задачу решали с бюджетным комитетом Госдумы и «Росатомом», структура которого рекультивировала свалку. Решили. Это пример эффективного взаимодействия.

— Можете озвучить самое важное, что сделали за прошлый созыв?

— Я бы итоги поделил. В плане законотворчества для нашего региона это закон о квотировании выбросов и применении сводных расчетов, который отметил президент и за который поблагодарил. Это изначально была инициатива Челябинской области, мы ее реализовали. Мы принимали решение о создании нового национального парка на территории региона, было выделено федеральное финансирование, «Зигальга» появилась. Мы реализовали лежавшее с 2015 года решение по установке счетчиков на трубы предприятий. Их стали ставить цинковый завод, «Фортум». Приняли решение, позволившее создавать ТОСЭРы на территории моногородов. Смогли оживить Верхний Уфалей, куда на площадку прекратившего работу градообразующего предприятия зашел инвестор.

Это что касается законодательных вещей. А если посчитать, сколько мы денег привели в регион, то свою зарплату я точно отработал. Ни одного года меньше 1 млрд не было. В первую очередь это средства на благоустройство, рекультивацию городской свалки. Так что я для Челябинской области профицитный депутат, который привлек в сотни раз больше средств, чем получил в виде зарплаты. Ну, и, возвращаясь к началу разговора, если бы мы не реализовали 20 тыс. наказов, которые собрали в 2016 году, мы бы 50% голосов никогда не набрали. Для меня важный итог в том, что я могу открыто и честно смотреть в глаза своим избирателям. Надеюсь, к 2026 году получится сделать то же самое.

«Если Текслер построит метротрам, он войдет в историю»

— Как вы оцениваете итоги мусорной реформы в Челябинской области?

— Мусорный регоператор нам достался по наследству. На мой взгляд, работает он безобразно. У нас получилось остановить работу городской свалки, с потерями, но все же выйти из коллапса, который случился из-за шантажистских действий тех, кто наживался на этом. Но заднюю мы не включили, довели дело до конца, свалку рекультивировали.

— Полетаево не превратится в такую же свалку со временем?

— В такую же свалку превратится что угодно. Единственный путь, по которому прошли многие страны, — раздельный сбор, сортировка, переработка, утилизация и захоронение только «хвостов», которые составляют 5% от объема и которые безопасны. Но где у нас хоть один бак для раздельного сбора поставил региональный оператор? Он тащит все в Полетаево и упивается тем, что тариф позволяем ему получать прибыль.

— Мало того, раздельный сбор внедрялся в Копейске, но система была разрушена, когда из баков начали вывозить все на одной машине.

— У меня на округе есть предприятие, которое занимается переработкой пластика. Находится в промзоне. Я видел у них тюки с надписями на тюркском языке. Оказывается, они из-за рубежа завозят пластиковые бутылки. Даже в этом у них есть экономика! Спрашиваю, а ничего, что у нас Челябинск пластиком завален? Они отвечают, мол, мы бы рады, но нужны потоки раздельно собранного мусора. То, что валяется на улице, никому не интересно. Это грязный пластик, не подготовленный к переработке. Пластиковая бутылка для переработки должна быть без крышки и этикетки, чистая, спрессованная, и тогда это работает.

— А экологическая ситуация у нас улучшается, на ваш взгляд?

— Считаю, что Алексей Текслер, конечно, герой. У нас 10 регионов участвуют в программе «Чистый город», но он единственный из губернаторов заставил промышленников вкладывать деньги в экологизацию производств. Я присутствовал на переговорах с «Мечелом», это были тяжелые переговоры, но 4,5 млрд они вложили в модернизацию. Надо вложить еще в десять раз больше, но они начали это делать. ММК порядка 15-16 млрд вкладывает. Цинковый завод начал модернизироваться, ЧЭМК встал в очередь. «Фортум» переводит ТЭЦ с угля на газ. Можете представить масштаб инвестиций?

Ко мне приезжали коллеги из другого региона, мы обсуждали с ними наши четырехсторонние соглашения. Они с таким же предложением пошли к местным промышленникам. Те ответили — хорошо, мы сократим производство, перейдем на 4-дневную рабочую неделю, уволим 40% работников. Выбросы сократятся, но вы потом с людьми, которые выйдут к зданию областной администрации, сами разговаривайте. Разговор закончился ничем. У нас другой разговор складывается.

— Лет 10 назад такой же был, насколько я помню.

— Был, но теперь есть диалог. Кроме того, рекультивация свалки, которой мы добились — это минус 20% выбросов областного центра. Жители Металлургического и Тракторозаводского районов это ощутили, потому что это были самые опасные, стелящиеся выбросы. Далее. Городской транспорт переводится на газомоторное топливо. Электрический транспорт обновляется. Метротрам. Это все вклад в улучшение экологии. Если взять то, что Текслер сделал за несколько лет в Челябинской области… Если бы 10, 20 лет назад было положено такое начало, мы бы сегодня эти проблемы вообще не обсуждали.

— Вы упомянули метротрам. Думаете, это реально? Для меня это пока нечто вроде ВСМ…

— Мне бы хотелось, чтобы он был. Это точно будет городской достопримечательностью. Очень неплохо, если это будет объектом не только транспорта, но и рекреационной инфраструктуры. Поживем — увидим. Но, если при Текслере это состоится, он войдет в историю еще и с этим достижением.

— Что вы думаете по поводу истории со строительством больницы в городском бору?

— По этому поводу найдено компромиссное решение.

— Зато теперь там планируют реабилитационный центр построить.

— Мы же про больницу ведем разговор. Уже известно, что ее построят в другом месте.

— Но почему надо обязательно застраивать бор?

— Я не принимаю решение по этому поводу. Но мое мнение, что политика — это диалог, его нужно вести. Я в этом диалоге участвовал. Говорил, что нужен компромисс с общественностью. Решение было непростым, но его нашли. Появилась альтернативная площадка, которая всех устраивает. На мой взгляд, это показатель того, что диалог с обществом ведется.

— Что думаете по поводу увольнения с поста руководителя МБУ «Спортивный город» вашего соратника Эркина Маматова и всей этой истории с выемками?

— Он принял для себя такое решение. С его работой моим помощником это никак не связано, а касается его деятельности в структуре администрации города. Мы с ним эту тему не обсуждали. О происходящем могу судить лишь из написанного в СМИ. Политики в этом не вижу, это его личные отношения с администрацией Челябинска.

«Нужно работать, а не говорить, что мы закон плохой приняли»

— Говоря об итогах работы в прошлом созыве, вы умолчали про один из главных и обсуждаемых законов — об ответственном обращении с животными.

— Умолчал, потому что не являлся его автором, а был лишь проводником поручения председателя Госдумы и президента. Было поручение довести этот закон до ума, согласовать со всеми. Он до меня лежал восемь лет без движения. Мы провели 300 согласительных совещаний, в них участвовали порядка 17 ведомств в диапазоне от профильных министерств до пограничников, ФСБ…

— А ФСБ-то почему?

— У них есть служебные собаки, которые упомянуты в законе. Согласовать было непросто. Но мы это сделали.

— И как оцениваете итоги его принятия?

— Как превосходящие ожидания. Этот закон стал триггером для принятия еще ряда важных решений. Если бы не было его, не было бы поправки в Конституцию, касающейся животных (мы стали второй страной, после Германии, где она появилась). Закон стал отправной точкой в формировании новой отрасли законодательства, защищающего животных. Наш комитет в прошлом созыве сформировал четыре новые отрасли, которых ранее не было: законодательство о климате (его не существовало, а теперь оно одно из самых разветвленных в мире), об опасных отходах (не было закона об обращении с отходами 1 и 2 классов опасности, зачастую их просто сваливали в овраги), об экологической информации (определяет порядок раскрытия экологической информации) и о защите животных. Раньше животное считалось вещью, мы с нуля сформировали базовый закон и десяток подзаконных актов, поправки в Уголовный кодекс, в диапазоне от 245 статьи до статей, ужесточающих ответственность за браконьерство, незаконную охоту, охоту на краснокнижных животных, за торговлю редкими животных и их частями через интернет. Мы поменяли гражданское законодательство, запретив конфисковывать животных за долги. Запретили контактную притравку, хотя сопротивление было огромным. Вчера комитет одобрил наши с Павлом Крашенинниковым поправки в КоАП, появилось шесть новых составов правонарушений в отношении животных. В ближайшее время рассмотрим в первом чтении законопроект о запрете торговли животными через зоомагазины и птичьи рынки. Понятно, что это не все. Но мы за четыре года прошли путь, который другие страны проходили по 30-40 лет. Этого всего не было бы без базового федерального закона, где написано, что животное — это не вещь, это существо чувствующее, способное испытывать боль и страдания, и их причинение является жестоким обращением, что убивать животных нельзя ни при каких обстоятельствах.

— Как с этим соотносится закон о вольерной охоте, принятый следом?

— Это разные ветви, проходящие через разные комитеты. У нас животные делятся на домашних, находящихся в полувольных условиях, диких и сельскохозяйственных. Я мучаюсь с законом о ветеринарии, потому что это другой комитет. Не могу решить вопросы регистрации, идентификации и учета. Инициатива, связанная с охотой, не проходила через наш комитет.

— Люди не понимают этих тонкостей, многие ждали, что ваш комитет против выступит. Это ведь дикость — расстреливать животных в вольерах, не давая им даже шанса спастись.

— Мы не являлись ответственным комитетом. У нас есть люди, которые считают любую охоту недопустимой, и таких много. Они мне пишут об этом постоянно. Но есть вещи, которые должны быть консенсусными, как, например, существование цирков и зоопарков. Люди, которые водят детей в цирки и зоопарки, которые ходят на охоту, живут рядом с нами.

— В Челябинской области многие муниципалитеты жалуются на ситуацию с бродячими собаками: убивать, как раньше, теперь нельзя, госприюты не построены (у нас в области пока один — в Агаповке), денег на решение проблемы им не дали. В итоге стаи растут, люди боятся.

— Надо строить приюты, давать деньги, решать вопросы. Иначе ничего не сдвинется с места. Но далеко не всегда речь идет о бездомных животных. Я встречался с главами, где есть такие жалобы, и оказывалось, что нападали часто владельческие животные, находящиеся на самовыгуле. Давайте разбираться в этих вопросах, работать. Есть регионы, где закон действует эффективно. Там нет ни одной бегающей собаки, ни одной убитой собаки, они сидят по приютам.

— Почему у нас не так?

— Потому что на уровне муниципалитетов не установлена ответственность за самовыгул. Ведь как бывает. Выходит человек с утра из дома, выпускает на улицу собачку, которая ночью охраняет дом, иногда забыв ее покормить. Что-то случается с инстинктами этой собаки? Нет. Она хочет есть, попадает в стаю. При этом чаще всего хозяин забывает не только покормить, но и стерилизовать животное, поэтому появляется потомство, которое выбрасывается на улицу. Федеральный закон запрещает самовыгул, но нужно это контролировать на уровне муниципалитетов, принимать поправки в КоАП. Мы не можем принять универсальные нормы для Республики Саха и Республики Дагестан, потому что люди живут там в разных реальностях. Поэтому решение должно быть принято на уровне субъектов. Приюты нужны? Безусловно. Мое мнение, что выпуск в среду обитания должен стать явлением исключительным. Лучше обеспечить дожитие в приютах, как это делают в Москве. 17 приютов обеспечивают потребность самого большого мегаполиса в стране. Всего 17! Ни одного скандала с убийствами, нападениями в многомиллионном городе!

— Тогда надо, чтобы приютам деньги выделяли.

— Надо выделять. Второе — стерилизация. И стерилизовать следует как бездомных, так и владельческих животных, в идеале — бесплатно, сделать соответствующую льготную программу. Это опыт Голландии, когда более 70% всех животных одномоментно стерилизовали, у них популяция сразу пошла вниз. В России этот путь выбрал Нижний Новгород, где за три года в два раза сократили популяцию безнадзорных животных только за счет стерилизации. Сегодня стерилизовать животное стоит около 2 тыс. рублей, а содержать в приюте — намного дороже. Дайте квоту и возможность людям бесплатно это сделать.

Я в своих соцсетях практически каждый день устраиваю какого-нибудь четвероногого в добрые руки. Но сколько можно этим заниматься? Это борьба со следствием, а не с причиной. А причины — бесконтрольное разведение, самовыгул, отсутствие программы стерилизации и выброшенные на произвол судьбы животные.

— Но, когда гуляешь с ребенком или собакой, а навстречу бежит стая, согласитесь, это жутко.

— Я поэтому и выступаю за то, чтобы их оставляли на дожитие в приютах. Но для этого нужно, чтобы их численность была конечной. Сейчас за выброшенных на улицу появится ответственность для хозяев, но она заработает в полной мере, только когда я дожму Минсельхоз в плане идентификации.

— В прошлом году челябинские зоозащитники писали региональный закон, на основе документов других субъектов РФ, где прописывали вопросы самовыгула и прочее. Он полежал в областном минсельзозе, в ЗСО. Но в итоге они услышали, что это не полномочия региона, и надо дождаться изменений федерального законодательства.

— Вопрос в том, как мы относимся к своей работе. Ко мне приходят зоозащитники с разными законодательными инициативами, но в 99% случаях приносят то, что принять невозможно, при этом идеи здравые. Мы это переоформляем и реализуем. Так было с инициативой о запрете продажи животных на птичьих рынках. Она была сформулирована так, что ее никогда бы не приняли. Мы документ переформулировали, согласовали со всеми ведомствами и сегодня он проходит первое чтение.

Еще один пример. Механизм государственно-частного партнерства при строительстве приютов. Многие готовы их строить, если дадут землю, но ее не дают. Могли бы выделять в рамках ГЧП. Я дважды направлял поправки в Правительство, но дважды получил отказы. Мне посоветовали включить приюты в перечень деятельности, которая подпадает под социальное предпринимательство. Будем вносить. И так всегда. Поправки в КоАП не могли принять два года, Правительство их просто не вносило в Госдуму. Но мы с Павлом Крашенинниковым написали законопроект, и он сразу полетел.

— Частные приюты жалуются, что к ним в связи с изменением законодательства много требований предъявляется. При этом денег от государства они не видят.

— Большинство приютов по факту не являются приютами, никто им не может ничего предъявить. Если ты зарегистрированный приют, ты можешь участвовать в муниципальных контрактах и тендерах, получать средства. Но тогда на тебя накладывается ответственность. А если волонтеры построили вольеры в СНТ, по факту это дом, где много собак. Ты ничего не получаешь из бюджета, какой может быть с тебя спрос? Главное, чтобы не было жестокого обращения с животными.

— То есть к волонтерскому приюту, который не имеет муниципальных и госконтрактов, никто не может прийти и предъявить, что не по ГОСТу что-то?

— Конечно, нет. Это все равно, что прийти к вам домой и посмотреть, как у вас кошка поживает. Если кто-то будет приходить, можете напоить их чаем и попросить корм принести в следующий раз.

«Я помог Баграту не стать фигурантом уголовного дела»

— У вас в Instagram часто появляются посты про клинику «Добрый хвост». Какое вы к ней отношение имеете?

— Они мне помогают бесплатно лечить животных, которых ко мне несут. Ко мне почти на каждый прием приходят тетеньки с переносками. Говорят: «Спасайте кота, у него из головы что-то течет». Приносят больных, полумертвых. Если бы я за это платил, никаких денег бы не хватило.

— Но ведь это вы в свое время помогли ветеринару Баграту Агажанову открыть эту клинику?

— Я помог ему не стать фигурантом уголовного дела. Он ничего плохого не делал — животных, которых ему приносили на усыпление, не усыплял, а лечил за деньги, отданные хозяевами. Женщина за это написала на него кляузу в прокуратуру. И вариантов, кроме отзыва заявления, там не было. Я ей позвонил, минут 40 мы разговаривали. В итоге я ее убедил забрать заявление.

— А спонсоров для клиники разве не вы нашли?

— Спонсор нашелся сам, я их просто свел. Это пример социального предпринимательства. Ветеринарный бизнес — это вообще не бизнес, по крайней мере, в том виде, в котором они им занимаются. Непонятно, больше они зарабатывают или тратят.

— Вообще ценник у них довольно высокий, это отмечают зоозащитники. И на всех животных, которые к ним попадают, в клинике собирают приличные деньги через соцсети.

— Их ценник — это их ценник. Но я не знаю другую клинику, которая бы такую социальную работу выполняла. А цены — это их политика. Мне они здорово помогают с подкидышами, которых несут коробками. Я раньше считал. Сбился, когда перевалило за 50. У меня дня не бывает без пристройств. Что я только ни делал, чтобы мотивировать людей: футболки дарил хозяевам, аллею добрых сердец вместе с ними высаживал. Сейчас уже другая ситуация. Пристраиваю кота Снежка, который стал известным на всю Челябинскую область, а на него человек шесть в очереди. И это нормально, так и должно быть. Люди начинают понимать, что брать с помойки котов — не маргинальная тема, а очень гуманная история. Помогать тем, кто не может за себя постоять, нужно.

— Может, вам с приютом каким-то работать, раз такой спрос на животных?

— Я помогаю челябинскому приюту «Я живой», но там другая помощь нужна. Это приют, организованный без муниципальных средств. Но владелец — Вероника Варламова — вынуждена обращаться за кормами, соломой, чтобы утеплять вольеры. Плюс волонтерская помощь — убраться, будки помыть, делаем это вместе со школьниками. У меня нет заводов, я не бизнесмен. Все, что могу делать — найти человека, который хочет помочь, и свести его с людьми, которые не по карманам рассуют эту помощь, а пустят в доброе дело.

— Как поживает ваша собака Белка? С кем она остается, когда вы уезжаете?

— У меня отъезды достаточно короткие — на пленарные заседания. Организовались с родственниками, которые у меня в Челябинске. Белка — очень общительная собака. Другая бы лезла на стену и скучала, но эта, исходя из того, что у нее богатая биография, сближается с людьми, которым доверяет. Для нее это не только я, но еще несколько человек, и это меня спасает. И поэтому, кстати, я всем рекомендую брать из приютов животных. У них другая социализация. Если они вам поверят, с ними меньше проблем.

— Как Белка реагирует, когда вы возвращаетесь?

— Это бегание по потолку, испорченная одежда, проявление чувств всеми доступными ей способами. Я периодически это выкладываю, хоть и стараюсь не злоупотреблять. Но я большую часть времени провожу в Челябинске, благо, график работы в Госдуме позволяет это делать. Печать