Конфликт на Украине: что известно и что скрывается

Начало специальной военной операции (СВО) стало шоком для российского общества и в особенности для деловой, политической и интеллектуальной элиты. СВО не только кардинально изменила положение России на международной арене, но и послужила триггером для самых глубоких изменений в обществе за последние 30 лет. Можно сказать, что меняется вся политико-экономическая модель. Причем инициатором изменений стала сама действующая власть. При этом, несмотря на значение произошедшей революции, многие ее обстоятельства до сих пор неясны.

Конфликт на Украине вообще характеризуется рекордными масштабами дезинформации и фейков. «Качественные» западные СМИ перешли в режим военной пропаганды, вызывающей ассоциации даже не с холодной, а с Первой мировой войной. Российская пресса скована жесткими законодательными ограничениями. Единого источника информации о боевых действиях, который можно было бы считать надежным, не существует ни у одной из сторон.

Не являясь специалистом по Украине, я попытаюсь суммировать, что известно о действительных обстоятельствах конфликта, его ходе и динамике.

Когда и почему было принято решение об СВО

Согласно многочисленным заявлениям российского руководства, СВО стала классической «превентивной войной». Превентивная война – это война, которую начинают, считая конфликт неизбежным и стремясь упредить агрессивные действия противника. В данном случае, насколько можно судить по выступлениям президента и других высших должностных лиц, речь шла о возможной атаке украинских войск на Донбасс.

С учетом возросших военных возможностей Украины спасение ЛНР и ДНР не было бы возможным без прямого и открытого вмешательства российской армии, причем это вмешательство не могло бы быть ограничено территорией Донбасса.

Таким образом, Россия в любом случае оказалась бы в положении как минимум том же, что и 24 февраля 2022 года. Реально же оно было бы даже хуже – военные возможности Украины быстро росли, в случае нападения Киев владел бы стратегической инициативой.

Отказаться от борьбы за ЛНР и ДНР Москва не могла бы. Подобная сдача позиций привела бы Россию к внутриполитической дестабилизации.

Основанием для предположений российского руководства о подготовке наступления на Донбасс был сам характер развития силовых возможностей Украины и американо-украинского взаимодействия в военной сфере.

На протяжении прошлого года российские официальные лица неоднократно заявляли: Киев готовится к силовому решению донецкой проблемы. На высшем уровне говорилось о «военном освоении» Украины США.

Разумеется, поскольку российское общество за предыдущие годы привыкло к периодическим циклам эскалации и деэскалации вокруг «народных республик», на подобные сообщения мало кто обращал внимание.

Учитывая динамику заявлений и другие события (например, рост напряженности вокруг Украины весной 2021-го), можно предположить, что решение о подготовке к полноценному конфликту было принято не ранее января–марта 2021-го, но не позднее октября.

Такие сроки давали Москве ограниченные возможности для подготовки армии и экономики к крупномасштабному конфликту. Никакие из системных проблем армии решить за это время было невозможно. Главной проблемой российских вооруженных сил были даже не недочеты в техническом оснащении, а их неадекватная для такого крупного военного конфликта структура. Фактором, определившим ход и характер боевых действий, в частности, стала малочисленность сухопутных войск (280 тысяч человек на 2021 год), лишь часть которых могла быть направлена на Украину. В результате с самого начала СВО российские войска вынуждены вести наступление против численно превосходящего противника.

Параллельно на протяжении 2021-го и начала 2022 года предпринимались лихорадочные дипломатические усилия по достижению компромисса с США, который позволил бы избежать развития ситуации по худшему сценарию. Правда, вполне возможно, что уже в конце прошлого года в успех этой затеи не слишком верили.

Вопрос о том, были ли у российской стороны надежные разведывательные данные о готовившемся украинском наступлении или планирование опиралось лишь на оценки украинских военных приготовлений, остается предметом для изучения историков.

СВО готовилась в условиях строжайшей секретности. Даже в государственном аппарате лишь узкий круг лиц знал, что сосредоточение войск вблизи Украины – не игра мускулами, а прелюдия к реальной операции. Отчасти это связано с тем, что крупномасштабный военный конфликт, влекущий за собой полный разрыв отношений с Западом, неизбежно вызвал бы сильнейший протест со стороны «глобализованной» части российского общества, включая значительную часть бизнес-сообщества.

С началом боевых действий потенциальная оппозиция проведению СВО была маргинализирована, фактически уничтожена неумелыми действиями самого Запада, который, во-первых, ввел тотальные санкции против российского бизнеса, а во-вторых, начал «отмену» российской культуры и травлю всех без разбора русских в Европе. Любой, кто задавал слишком много вопросов об СВО, автоматически превращался в России в парию, предателя, пособника Запада. Уделом противников СВО стали молчание или эмиграция.

Цели СВО и проблема ожиданий

Российская сторона специально сформулировала цели операции максимально туманно. Фактически исходной задачей, предопределившей СВО, стало стремление Москвы предотвратить атаку Украины на Донбасс и последующую тяжелую войну, которая затронула бы с неизбежностью российскую территорию.

Однако, учитывая высокую цену СВО, в дальнейшем российские устремления уже не могли ограничиваться просто защитой линии контроля по состоянию на 24 февраля. В то же время российская сторона избегала четкой фиксации этих целей, очевидно, понимая, что они могут меняться по мере проведения операции.

Отсутствие четко сформулированных целей военной кампании имеет свои негативные внутриполитические последствия для российского руководства, однако такая цена, по-видимому, считается приемлемой.

Судя по всему, Москва рассматривала несколько возможных сценариев развития кампании. При этом важно разделять ожидания в отношении хода конфликта у общества в России (как и в других странах) и ожидания военно-политического руководства страны. Это две параллельные вселенные.

На протяжении многих лет отечественная пропаганда оперировала набором очевидных фактов: Украина – беднейшая страна Европы; это одно из самых коррумпированных государств мира; страна так и не оправилась от кризиса 1990-х и находится в стадии тяжелой, затяжной деградации. Однако акцент на этих обстоятельствах отвлекал от того, что украинский военный потенциал планомерно укреплялся благодаря помощи со стороны США и их союзников по НАТО. О том, что в военном плане Украина становится сильнее (этот процесс ускорился в 2020–2021 годах), было известно специалистам, но в общественном сознании эта информация вытеснялась образом Украины как неудачливого, нелепого государства.

Российский пропагандистский аппарат не смог своевременно идентифицировать эту проблему, что стало крупным провалом в политической подготовке СВО.

Начало полномасштабного, кровавого и затяжного конфликта шокировало зрителей телевизионных ток-шоу и публичных интеллектуалов по всему миру. Результатом стали хаотичные попытки объяснить это противоречие, перенося общественные ожидания от СВО на российское руководство и объясняя его действия исходя из этого.

Так появились мифы о том, что Россия рассчитывала, что ее войска будут встречать с цветами, стремилась реализовать «блицкриг», нанеся «обезглавливающий удар» по украинскому руководству, и вообще не готовилась к тому, что операция затянется.

Между тем нет никаких доказательств того, что Москва делала ставку исключительно на сценарий, предполагавший быстрое завершение операции. Напротив, есть доказательства обратного.

Прежде всего производство вооружений наращивалось в течение всего 2021 года. Накопленные запасы высокоточного оружия, а также производственные мощности по его выпуску оказались намного большими, чем считали на Западе.

Судя по ряду свидетельств, в конце прошлого – начале этого года была проведена подготовка к возможной мобилизации в виде проверки и уточнения данных военного учета по всей стране. Еще до 24 февраля началась активная вербовка контрактников и бойцов в российские «частные военные компании», а также были объявлены сборы резервистов.

В отличие от «публичных экспертов», российские специалисты, обладавшие профильным образованием и находившиеся внутри ситуации, прекрасно понимали, что Украина – это сильный противник с многочисленными и мотивированными вооруженными силами, обладающими реальным боевым опытом.

Не было и никаких ожиданий «встреч с цветами». Насколько я могу судить, преобладали скорее ожидания ожесточенного сопротивления и масштабной партизанской войны на занятых территориях (последнее не реализовалось). Слухи о том, что неких силовиков арестовали из-за того, что их прогнозы относительно доброжелательности украинцев к российским военным не сбылись, просто лживы.

Главной целью сосредоточения и наступления российских войск на севере Украины было отвлечение украинских войск от более важных для Москвы южных регионов. Быстрый захват Херсонской области и юга Запорожья с последующим занятием южных районов Донбасса был необходим, чтобы избежать разрушения северных районов Крыма, ударов по Ростовской области и Краснодарскому краю.

Несомненно, российским военным планированием допускалась возможность быстрого коллапса украинского государства из-за паники руководства в первые дни или недели конфликта. Эти ожидания не были беспочвенны. Факты, всплывшие на днях в ходе публичной перепалки украинского президента Владимира Зеленского и уволенного им начальника управления СБУ по Харькову Романа Дудина, говорят о панике и дезорганизации обороны второго по значению украинского города в начале конфликта.

С этим были, вероятно, связаны попытки российских войск в первые дни СВО быстро, кавалерийским наскоком, захватить Харьков, закончившиеся неудачей и тяжелыми потерями.

С попыткой спровоцировать панику в киевском руководстве связаны и многие другие эпизоды быстрого продвижения российских войск в первые дни, достигнутые ценой тяжелых потерь. Однако этот сценарий не был основным, и его провал стал очевидным уже в первую неделю конфликта.

Российская группировка, наступавшая на Киев, была недостаточно большой для взятия украинской столицы, если город вообще кто-либо собирался оборонять. Это следовало просто из гигантских размеров Киева и природы городской войны.

Вывод войск с севера Украины начался задолго (вероятно, за две-три недели) до того, как об этом было объявлено как о «жесте доброй воли» по итогам российско-украинских переговоров в конце марта.

Реализовался базовый сценарий затяжного конфликта, к которому изначально как к основному готовились все его участники – и в Москве, и на Западе, и в Киеве. Этот сценарий предполагал упорную оборону городов на востоке Украины при запуске механизма мобилизации и формирования на западе страны новых соединений с поставленным странами НАТО оружием.

При этом все стороны конфликта опасались указывать на вероятность такого сценария своим гражданам до того, как начались боевые действия.

Вероятно, своевременное и честное информирование народов Европы, Украины и России о природе надвигающегося конфликта вызвало бы такое сопротивление, что боевые действия стали бы невозможны. Украинская катастрофа служит отличным доказательством огромной важности независимой гражданской экспертизы по военным вопросам, способной оценивать процессы в оборонной сфере со стороны и информировать о них общественность.

Природа войны

Украинский и западный выбор стратегии – ставка на оборону городов и ведение боевых действий в городской среде – означал, что любой сценарий «быстрой войны» исключался. Сегодня любой средних размеров город, обороняемый упорными защитниками с современными противотанковыми средствами, легким и стрелковым оружием, в принципе не может быть взят быстро без чрезмерных потерь атакующей стороны.

Все штурмы и осады упорно обороняемых городов в XXI веке растягивались на месяцы, иногда – на многие месяцы. В данном отношении показательным был второй штурм Фаллуджи в конце 2004 года. Плохо вооруженные ополченцы полтора месяца удерживали город, противостоя американской армии, обладавшей не только подавлявшим техническим, но и численным превосходством.

Штурмы городов растягивались на месяцы даже при наличии у атакующей стороны полного господства в воздухе. Обороняющиеся имели обычно небольшую численность (тысячи человек на город с населением во многие десятки и сотни тысяч) и могли неопределенно долго поддерживать себя за счет продовольствия и медикаментов, отобранных у местного населения.

Огромные размеры современных городов не позволяют полностью перекрыть их связи с внешним миром без привлечения гигантских сил для блокады. Внушительные запасы могли быть заранее сосредоточены в обороняемом городе и распределены по подвальным помещениям, заброшенным цехам и другим объектам.

Россия имела значительный опыт войны за города и до начала СВО (Чечня, Сирия) и, вероятно, учитывала его. Сведение конфликта к серии тяжелых сражений за города означало бы, что, как и в Первой мировой, основные события будут происходить не на фронте, а в тылу.

Способность стран к ведению такой войны определяется готовностью обществ к экономическим и человеческим потерям, причем это касается не только России и Украины, но и, пусть и в меньшей степени, Европы с США, участвующих в конфликте опосредованно.

В данном случае естественно, что для Москвы приоритет – не увеличение темпа СВО (конфликт все равно будет долгим), а ограничение негативного влияния операции на общество и экономику.

Разумеется, влияние СВО следует отличать от влияния экономических санкций, которое в любом случае будет тяжелым и с точки зрения российского планирования уже не зависит ни от каких дальнейших действий во внешней сфере (с точки зрения Москвы любые санкции являются бессрочными и усиливались бы в любом случае).

Россия провела определенную подготовку к мобилизации. Но важнейшая задача для нее – поддержание интенсивности боев на таком уровне, чтобы потери могли быть абсорбированы ее армией мирного времени, усиливаемой за счет частичной скрытой мобилизации и активного набора контрактников.

Еще одна задача – поддержание стабильности государственных финансов с учетом необходимости финансирования растущих вместе с безработицей социальных расходов, расходов на войну, а также срочных расходов на импортозамещение. Высокие цены на энергоносители привели к тому, что Россия провела первые четыре месяца 2022 года с бюджетным профицитом, хотя на протяжении половины этого периода шла СВО.

Положение украинской экономики выглядит вполне однозначно: она подверглась сильнейшему разрушению, а снижение ВВП может составить 30–50%. Страна, скорее всего, не сумеет провести посевную кампанию в необходимом объеме, ее покинуло более 10% населения. Ситуация усугубляется ударами по транспортной инфраструктуре и блокадой портов. Украинская оборонная промышленность почти ликвидирована. С наступлением осенних холодов вероятны срыв отопительного сезона, инфраструктурный и энергетический кризис.

Фактически украинское государство функционирует только благодаря финансированию и снабжению со стороны США и ЕС. При этом, по словам президента Зеленского, месячный бюджетный дефицит страны составляет около $7 млрд. Для того чтобы Украина смогла продолжать сопротивление, Америке и ее союзникам придется тратить $100 млрд в год, а то и намного больше.

С учетом проблем в экономике и государственных финансах Украины, существовавших еще до начала конфликта, можно предположить, что внешнее финансирование Украины должно будет сохраняться на долгие годы после завершения активной фазы боевых действий.

Издержки, которые сейчас несут западные участники конфликта, не исчерпываются расходами на содержание Украины. СВО стала мощным фактором замедления мировой экономики и усиления инфляции в ЕС и США.

Европа столкнулась с беспрецедентным наплывом беженцев, адаптация которых – долгосрочная проблема. Оружие, бывшее прежде предметом особого регулирования (например, переносные зенитные ракетные комплексы), в огромных количествах попало в руки порой совершенно случайных людей и в дальнейшем может всплыть в любой точке мира. Объем западных активов, арестованных, замороженных и потерянных в России, как минимум сравним с арестованными российскими активами. Разрыв экономических связей, в том числе в энергетике, окажет серьезное влияние на европейскую экономику.

Кто победит?

До сих пор обе стороны действуют в целом в соответствии с предварительно разработанными планами. Украинское и западное планирование изначально предполагало навязывание России затяжных сражений за города на востоке страны, пока в ее западных частях будут непрерывно формироваться новые соединения, укомплектованные поступающим из стран НАТО вооружением.

Предполагалось, что рост потерь в сочетании с беспрецедентными санкциями и столь же беспрецедентной пропагандистской кампанией в течение считанных месяцев приведут к надлому общественных настроений и утрате Москвой способности вести дальнейшую борьбу.

Российская стратегия после быстрого захвата значительных территорий на ранней фазе СВО направлена на постепенное продвижение в отдельных наиболее важных районах с нанесением максимально тяжелых потерь украинской армии и постепенным разрушением поддерживающей эту армию логистической инфраструктуры. Россия также старается повысить цену противостояния для Запада за счет собственных ответных экономических мер и целенаправленной охоты за западным персоналом на территории Украины (уничтожение наемников, советников и т. п.).

Конфликтов, сопоставимых по своей интенсивности, масштабам и техническому уровню с тем, что идет сейчас на Украине, не было как минимум 30 лет, возможно, более. Это не операция на Ближнем Востоке против исламистов в шлепанцах, вооруженных ржавыми автоматами и РПГ-7. Это конфликт примерно сопоставимых противников (с учетом неограниченной материальной и информационной поддержки Украины Западом). Обе стороны за последние три месяца выдержали немало болезненных ударов, пережили ряд тяжелых неудач и катастроф.

С украинской стороны таковыми, очевидно, стали прорыв и быстрое продвижение российских войск на юге в начале конфликта, гибель и пленение восьмитысячного гарнизона Мариуполя, разгром ряда крупных частей ВСУ в ходе боев за другие районы Донбасса, серия неудачных попыток контрнаступлений на южном направлении.

С российской стороны – тяжелые потери быстро наступавших частей в первые недели СВО, гибель крейсера «Москва», серьезные тактические неудачи при действиях в Черниговской и на севере Харьковской области, серия неудачных и дорогостоящих попыток переправы через Северский Донец в районе Белогоровки в мае.

Сами по себе отдельно взятые эпизоды не дают нам полного представления о ходе боевых действий.

В первые месяцы 1941 года Красной армии удавалось время от времени наносить болезненные тактические поражения наступающему вермахту при общем бесспорном превосходстве немцев. В последний год войны немцам периодически удавалось проводить успешные контратаки против союзников, отбивая небольшие участки территории, нанося потери и захватывая советских и американских пленных.

Использование оценок потерь противника, приводимых сейчас каждой из сторон, – полная бессмыслица. Эта информация не может восприниматься иначе как пропаганда. Исключением являются ситуации, когда есть надежные видео- и фотоподтверждения.

Украинские данные о собственных потерях скудны и заведомо неправдоподобны, российские появлялись последний раз в конце марта. Данные OSINT, предлагаемые разными любительскими и профессиональными группами, в большинстве случаев совершенно ненадежны – ими манипулируют разведывательные службы, прибегая порой к технически сложным фальсификациям. Однако в последние дни украинская сторона все же вынуждена была признать, что потери ее высоки – президент Зеленский сказал, что только на Донбассе Украина в сутки теряет 60–100 человек убитыми и до 500 ранеными.

Мы бесспорно знаем, что Россия продолжает вести СВО своей контрактной армией в сочетании с мобилизованными силами «народных республик» и ЧВК, как это имело место в начале конфликта. Российские власти пока отрицают намерения проводить мобилизацию и, видимо, считают, что нынешние механизмы восполнения потерь позволяют их абсорбировать.

Смерти российских военных в целом освещаются российскими местными СМИ, и грубые подсчеты по отдельным городам и регионам не подтверждают крайне высокие оценки потерь, распространенные на Западе. Вероятно, темпы прироста наших потерь снизились по сравнению с первым месяцем войны, хотя имеют место отдельные крайне кровопролитные и болезненные эпизоды.

Мы также бесспорно знаем, что число украинских пленных исчисляется тысячами – исходя из опубликованных с российской стороны персональных данных и фотографий. Показательно, что в плен попали сотни украинских военнослужащих-женщин. Женщины составляли 14% довоенной численности ВСУ, но концентрировались в большей степени в медицинских подразделениях, подразделениях связи и т. п. Их попадание в плен должно говорить о тяжелых поражениях частей, в которых они служили.

Мы знаем, что Украина проводит все новые раунды мобилизации и вынуждена отправлять на передовую плохо подготовленные и экипированные части территориальной обороны, что не предусматривалось первоначальными планами. Несмотря на поток оружия с Запада, его часто не хватает. В результате не только бойцы теробороны, но и боевых частей на передовой вынуждены порой использовать антикварное и экзотическое оружие как советского, так и западного производства.

Появилось немало видео стихийных выступлений (демонстраций, коллективных петиций) родственников военнослужащих ВСУ, обеспокоенных ситуацией на фронте. Они говорят о тяжелом положении и окружении частей, где служат их близкие.

Российская армия при поддержке сил народных республик, при всех ее проблемах, выявленных во время СВО (связь, тактические беспилотники, системы управления и т. п.), продолжает вести наступление, хотя значительно уступает противнику в численности.

Данные об активности российских войск в других частях страны говорят о наличии определенных резервов, которые могли бы быть направлены на Украину в случае эскалации конфликта. Опция мобилизации, видимо, сохраняется в качестве возможной крайней меры.

Мы не знаем точно, до какой степени западные поставки восполняют ежедневные потери техники ВСУ. Как минимум часть поставляемого оружия уничтожается российской стороной на этапе доставки на фронт за счет ударов по складам и железнодорожным узлам. Вполне возможно, что о полном восполнении потерь речь не идет ни по одной из составляющих украинского арсенала. При этом поток оружия от разных производителей и из разных источников должен создать проблемы с обучением и материально-техническим обеспечением.

Возникает картина тяжелого и кровавого конфликта, который идет практически целиком на территории Украины – удары по территории России носят единичный характер и болезненны скорее психологически.

Судя по всему, российским войскам при всех их многочисленных проблемах удается постепенно «перемалывать» украинские силы. Просто потому, что с той стороны ошибок и проблем также немало. Они связаны с действиями как украинских, так и западных военных руководителей. К тому же на стороне России остается превосходство в авиации и огневой мощи на земле.

Западные расчеты на быструю социально-экономическую дестабилизацию России провалились и, очевидно, базировались на в корне ошибочной информации о структуре российской экономики и политического устройства. Масштаб ресурсов стран Запада не стоит преувеличивать – уже выявляются ограничения, связанные с запасами и мощностями производства ряда видов оружия.

С другой стороны, украинская машина перманентной мобилизации, судя по всему, будет работать еще неопределенно долго, хотя деморализация общества нарастает, а качество поступающего на фронт человеческого материала падает.

Точкой слома может стать поздняя осень–зима 2022 года, когда начнут сказываться развал украинской инфраструктуры, энергетический кризис со срывом отопительного сезона, нехватка топлива, продовольствия и дальнейшее ухудшение условий жизни украинского населения.

Но вполне возможно, что к этому времени Россия также столкнется с ограничениями нынешней модели комплектования войск и вынуждена будет начать массовое использование в войне призывников, а затем и мобилизацию.

К этому же времени страны Запада столкнутся с новой волной проблем в энергетике, вызванных разрывом связей с Россией, ростом инфляции. На США будет оказывать давление и динамика на Тихом океане – как соперничество с Китаем, так и возобновление ракетных и, возможно, ядерных испытаний КНДР.

В определенный момент мотивация в пользу прекращения конфликта начнет преобладать со всех сторон. Его территориальные итоги будут, видимо, определяться прохождением линии фронта на момент перемирия. Что касается возможности заключения итогового политического договора, то такие перспективы практически равны нулю из-за колоссального различия в заявленных позициях сторон.

В конечном счете в той или иной степени от конфликта пострадают все его участники. Политические цели ни одной из сторон не будут реализованы.

Москва ценой больших жертв существенно расширит подконтрольную ей территорию и спасет Донбасс, но утратит всякие возможности влиять на будущее остальной Украины. По итогам СВО Россия перейдет к затяжному военно-политическому противостоянию в Европе и одновременной болезненной перестройке своей экономической модели. Такая перестройка может отвечать долгосрочным целям развития России, и война стала ее триггером, но внешние условия для реформ будут максимально тяжелыми.

США также не добьются своей цели – радикального военно-политического ослабления России, которое позволило бы сосредоточиться на китайской проблеме. Несмотря на то, что российская экономика, конечно, ослабнет, ее ждет и серьезная милитаризация, таким образом, потенциал страны в сфере обороны и безопасности лишь возрастет. Новая Россия, вероятно, будет более голодной, злой и сильной, чем старая.

Российская армия, скорее всего, радикально усилится в силу полученного бесценного опыта. Отсутствие всяких рычагов экономического влияния на Москву вследствие введенных тотальных санкций и милитаризация России сделают ее не менее, а более опасным противником, чем ранее. Начавшаяся переориентация российской экономики на Китай значительно повысит экономическую безопасность и экономическое влияние Пекина.

Европейскую экономику, вероятно, ждет период стагфляции, который будет усугубляться уже накопленным высоким уровнем госдолга. Ряд отраслей экономики могут окончательно потерять конкурентоспособность на фоне высоких энергетических цен.

Украина выйдет из-под влияния России ценой территориальных утрат, уничтожения собственной экономики и огромных демографических потерь вследствие миграции. При этом все застарелые украинские внутренние проблемы – коррупция, влияние олигархата, слабость институтов – сохранятся. Это ставит под сомнение перспективы восстановления страны при любых объемах внешней помощи, а также перспективы вступления в ЕС.

СВО стала кульминацией восьмилетней украинской катастрофы, вызванной столкновением амбиций великих держав на территории политически слабой страны под властью компрадорского режима, пытавшегося нажить на этом столкновении себе капиталец. В результате Украина уже подверглась опустошению, Россия, Европа и даже США понесут тяжелые утраты. Это высокая цена упрямства, невежества, высокомерия, заигрывания с радикальными идеологиями и политической демагогии – качеств, которые на разных этапах демонстрировали все участники этой печальной истории.

Печать