Арабская весна 2.0 - итог десятилетия разочарований

Политолог, публицист, эксперт Центра ПРИСП Алексей Сахнин – о том, как Арабская весна и ее провал подвели баланс десятилетия.

Арабская весна стала прологом ко второму десятилетию XXI века. 17 декабря 2010 года уличный торговец фруктами из Туниса Мохаммед Буазизи совершил самосожжение в знак протеста против самоуправства местных чиновников. Его смерть вызвала массовые протесты, вылившиеся в революцию. Уже 14 января 2011 года диктатор Туниса Зин эль-Абедин Бен Али бежал из страны. Восстание стремительно распространялось, охватив более 20 стран и навсегда изменив Ближний Восток, и не только его. Арабская весна отразила ключевые проблемы, ограничения и закономерности, с которыми столкнулся в 2010-х весь мир.

Арабские диктатуры были воплощением застоя. Бен Али правил в Тунисе 24 года, Хосни Мубарак в Египте почти 30, Муаммар Каддафи в Ливии - 42. За долгие десятилетия эти режимы до предела коррумпировались и держались преимущественно на штыках силовиков. Экономическое развитие давно сменилось стагнацией. Росли только неравенство и безработица, которая особенно сильно била по молодежи. Начатая когда-то, но так и не завершенная модернизация, почти не затронула архаическую аграрную глубинку. Когда несколько засух подряд спровоцировали продовольственный кризис в регионе, накопившийся за долгие годы горючий материал в одночасье вспыхнул.

Политические лидеры демократических стран, еще вчера обнимавшиеся с арабскими автократами, теперь приветствовали их свержение. Западные СМИ передавали новости с Востока, не скрывая своей симпатии к протестующим. Особенный восторг вызывали новые средства протестной мобилизации – социальные сети. Тунисские, египетские и сирийские события стали называть «революциями фейсбука и твиттера». Иллюзия, что технологии сами по себе способны освободить человечество, господствовала по всему миру. Все 2010-е пройдут под знаком растущего влияния социальных сетей и контролирующих их технологических компаний. Но если в начале десятилетия это воспринималось как обещание свободы, к его концу все чаще говорят об опасностях «цифрового тоталитаризма».

Благодаря социальным сетям, протесты действительно распространялись почти моментально. «Фейсбук сделал мобилизацию технически очень простой и эффективной, – говорит востоковед Михаил Магид. – Но одновременно он ослабил низовую организацию. Громадные восстания оказались почти лишены собственных структур. И это сделало их уязвимыми перед любыми организованными группами – от великих держав до исламских радикалов». Американский социолог Джо Фриман назвала эту ситуацию «тиранией бесструктурности». Миллионы протестующих оказались неспособны самостоятельно формулировать конкретные требования и координировать свои действия. В аналогичную ловушку попали в следующие годы сотни движений – от украинского Майдана до французских Желтых жилетов.

Арабская весна потерпела катастрофическое поражение. Ливия, Сирия и Йемен погрузились в бесконечную гражданскую войну. Египтом вновь правят военные. Абстрактная программа восставших, основанная на схеме «народ против тирании», которую рисовали мировые СМИ, и которую с ликованием принимала местная прозападная интеллигенция, обернулась крахом. Люди выходили на площади, чтобы свергнуть опостылевших диктаторов, но понятия не имели, что делать дальше. «Мы знали, чего не хотим, но у нас не было времени обсудить, как должен выглядеть следующий день,» - признался лауреат Нобелевской премии мира, бывший гендиректор МАГАТЭ и бывший египетский оппозиционер Мухаммед аль-Барадеи.

В итоге зияющую идейную пустоту заполнили силы, далекие от демократических идеалов первых недель Арабской весны. Когда протестующие ушли с площади Тахрир в Каире, то на выборах победили исламисты из движения «Братья мусульмане». В Сирии место демократических демонстраций скоро заняли вооруженные головорезы из Аль-Каиды, запрещенного в России ИГИЛ или просто наемники Турции, Ирана или ЧВК из развитых стран. Студентов и городскую интеллигенцию на улицах сменили выходцы из архаической глубинки, которые голосовали за введение шариата, публичные казни и погромы иноверцев. В этом Арабская весна предвосхитила культурный и социальный конфликт, который сегодня переживают развитые страны. «Глубинный народ» отбрасывает либеральные идеалы среднего класса и обращается к национализму и фундаментализму.

Арабская весна столкнулась с «дефицитом будущего». Миллионы безработных, разорившихся торговцев, бесправных рабочих или нищих крестьян чувствовали, что их жизнь невыносима. Но оплаченные их кровью перемены привели в ад. В 2010 году конфликтом были затронуты 81 млн человек на Ближнем Востоке, а сегодня 155 млн. Некогда стабильные Ирак, Сирия, Йемен, Египет и Ливия входят в топ-20 по числу терактов. Число беженцев и внутренне перемещенных лиц выросло с 2 до 18,6 млн человек. Индекс социально-экономического развития в большинстве арабских стран снизился. Зато уровень авторитаризма и репрессий остался прежним или даже вырос. Жизнеспособных альтернатив обанкротившемуся социальному порядку найдено не было. На всей остальной планете итоги десятилетия оказались похожими, хотя и не в такой концентрированной форме.

Накануне пандемии, в 2019 - начале 2020 гг., Ближний Восток охватила новая волна многотысячных протестов, которые иногда называют «Арабской весной 2.0». Эпицентрами на этот раз стали Ливан, Ирак, Иран, а также Алжир и Судан. Эта вторая волна ближневосточных восстаний подводила своеобразный итог десятилетия разочарований. Место политических и религиозных лозунгов заняли в ней конкретные социальные требования – работы, контроля за ценами, бесплатной медицины, борьбы с неравенством. Пандемия Covid-19 прервала этот процесс. Но когда пауза закончится, он может обозначить новый глобальный тренд: переход от эпохи политических переворотов к повестке социальной революции.
Печать