Калининградский эксперимент

Журналист, эксперт Центра ПРИСП Пётр Скоробогатый рассуждает о том, как Калининградская область ищет свое место на карте России и мира.

Уникальный западный полуэксклав Калининградская область как будто регулярно выпадает из экономического и геополитического стратегирования российских властей. Дальний Восток, Сибирь, Кавказ, Север, Поволжье — для каждого макрорайона последнее десятилетие разрабатывается особый подход и перечень дорожных карт по развитию, при этом вписанных в глобальное мировое хозяйство. Калининградскую область не забывают, но она как будто предоставлена сама себе с откупом в виде особых таможенных, производственных и торговых преференций.

Это тем более удивительно, что речь идет о нашем военном форпосте на западном, недружественном направлении. И в сводки федеральных новостей Калининград попадает по самым неприятным поводам. Вот НАТО проводит учения, тренируя стремительную оккупацию российского плацдарма. А российское Минобороны перебросило очередную порцию ракетных комплексов «Искандер-М» и новейшие корабли для Балтийского флота. Прибалтийские и восточноевропейские страны опять затрудняют транзит российских грузов. Или испытывают на прочность систему энергетической безопасности региона.

Мы знаем, военные оборонительные концепции не любят шума. Но что с самой областью, в чем смысл ее существования в составе России и какова концепция развития? Что с ее жителями, которые вот уже как бы в окружении войск НАТО и почти в Европе, но все еще в России? Затянуты ползучей германизацией и мечтают о воссоединении с наследниками тевтонов? Или все же связаны с материком культурным основанием, перебитым прибалтийской пуповиной? Свои среди чужих, чужие среди своих? Судя по всему, тема калининградского сепаратизма сегодня по-прежнему остро воспринимается и местными политиками, и обывателями, хотя для этого нет никаких оснований. Тема буквально запретная даже в Москве, но мы о ней поговорим.

Калининградский пазл

Ровно год назад мне повезло очутиться на восточной окраине России, посетить Камчатку и Владивосток и получить, без преувеличения, уникальные ощущения совершенно особой энергетики и ментальности. Направляясь в противоположную сторону государства, рассчитывал на новые эмоциональные открытия. Но нет.

В Калининградской области, по крайней мере сходу, практически невозможно почувствовать принципиальные отличия от Центральной России или, скажем, от ближайшего Подмосковья. Это действительно абсолютно типичный, усредненный регион Российской Федерации. Сюда часто едут за европейской экзотикой, наследием немецкой или прусской культуры, но даже у могилы Канта трудно уловить западную инаковость.

Среди доминирующих эмоций — ощущения разлома и смешения исторических эпох, но в каком-то неорганичном сумбуре. Естественным образом возникает вопрос о местной, региональной или национальной идентичности, столь пугающий политиков на всех уровнях. Ведь если у местных жителей нет связки ни с территорией, ни с историей, ни со временем, то такое образование легко меняет ориентиры.

Дом Советов — удивительно точный архитектурный символ исторической потерянности этого края. Это здание для партийного и административного руководства областью возводилось с 1970 года практически на руинах бывшего Кенигсбергского замка, которые решили не сохранить или восстановить замок, а просто вынести подчистую. Многочисленные сложности преследовали стройку и в перестроечные времена, и затем в 1990-е. Здание было продано в частные руки, достроено, затем оказалось снова непригодным к использованию, вновь выкуплено под конец 2010-х годов под лозунгом окончательной реновации — и опять оказалось, что дешевле снести и все создать заново. Потрясающая история, прекрасно характеризующая пертурбации всего региона.

Теперь судьба Дома Советов, за эти годы ставшего архитектурным символом города, мучает жителей: кто за снос, кто за сохранение вопреки экономическим доводам. И таких дискуссий море. Чего стоит хотя бы спор о названии области и ее столицы. Ведь «всесоюзный староста» Михаил Калинин никакого отношения к этим землям не имел.

СССР получил территории бывшей Восточной Пруссии летом 1945 года по итогам Потсдамской конференции, но с границами долго не могли определиться. В марте 1946-го, после антисоветской Фултонской речи Черчилля, Советы ускорили процесс образования области. «Кенигсберг» рождал неприятные ассоциации. Альтернативы были разные, но смерть Калинина поставила точку, и название закрепилось.

Переименовывать область, впрочем, никто не планирует: большинство жителей против, а главное, непонятно, от чего отталкиваться в поисках нового названия. Возврат к прусским топонимам не имеет смысла, а другие не успели закрепиться.

В общем-то, и сам Калининград, и вся область полны таких исторических неуклюжестей, как Дом Советов. Разбитая в Великую Отечественную, преимущественно английской авиацией, территория столицы представляет собой архитектурную эклектику в основном из примеров советского жилищного творчества с редкими вкраплениями образчиков немецко-прусского и тевтонского наследия. Чтобы отыскать эти уникальности, приходится не один час колесить по Калининграду, провожая глазами безрадостные панельные ландшафты, то и дело встречая памятники людям из разных эпох и культур, и часто тех, кто опять же не имел никакого отношения к этим землям.

Бывалые путешественники говорят, впрочем, что до чемпионата мира по футболу город представлял собой совсем грустное зрелище. Сейчас же по нему, тем не менее, приятно гулять, коллекционируя исторические фрагменты в оригинальной мозаике. Чистые дороги, красивые парки, обустроенные останки истории — нет, Калининград действительно очень интересный город, просто он продолжает собирать свой архитектурно-исторический пазл.

А приморские курортные города еще более уютные и комфортные: здесь сохранилось больше исторических зданий, многое восстанавливается под наплывом туристов из подсанкционной и карантинной России. Конечно, только начинает формироваться клиентоориентированная туристская инфраструктура и сервис. На окраинах грозным фронтом идет массовое жилищное строительство, а квартиры улетают по московским ценам московским же жителям. Но визуально, по крайней мере, эта новая архитектура глаз не режет и вписывается в ландшафт.

Вернулись в Россию

Весь этот визуальный сумбур дополняет внутренний поиск калининградской идентичности, который, как считает большинство ученых, еще просто не успел сформироваться. Великая Отечественная вынесла Историю с этой территории. Началось «великое переселение народов». До 1947 года практически все немецкое и прусско-литовское население было депортировано в Германию — по некоторым данным, осталось не более одного процента коренных жителей. Затем десятилетиями сюда приезжали граждане со всего Союза — из России, Белоруссии, Украины, Казахстана.

Они и формировали плавильный котел советской идентичности — один из первых экспериментов, проведенных новой властью на этой земле, обреченной на эксперименты, видимо, бесконечно, в силу географии и исторической прелюдии. По заветам партии плавильный котел для советских граждан должен был непременно базироваться на труде. Сначала Калининградская область стала одним из самых военизированных регионов страны, а затем прошла мощная индустриализация. Появился крупный рыбопромышленный кластер, предприятия ВПК, машиностроения, вагоностроения, развивалось сельское хозяйство.

Тем сильнее было падать в 1990-е. Разрыв производственных связей даже на материке уничтожал целые сектора промышленности, а в полуэксклаве и подавно рухнула вся экономика вместе с военным плацдармом. Можно только представить, как пережили этот цивилизационный разлом жители области уже несуществующей страны, без корней и связи с историческим прошлым, да еще лишившиеся привычного профессионального стержня.

Для смягчения последствий от изоляции Москва последовательно принимала специальные законы, облегчающие таможенные и налоговые режимы в Калининградской области. Вчерашние инженеры стали гонять подержанные иномарки. Расцвела серая челночно-торговая экономика, дополненная бандитским янтарным производством. Шальные деньги, блатные законы, ощущение оторванности и ненужности определяли ментальность людей в те годы.

И конечно, расцвели гуманитарные и правозащитные фонды из ближнего и дальнего зарубежья, с самого распада Союза регулярно гнавшие поток конференций, научных изысканий и братских коопераций по вопросу пресловутой идентичности и перспектив возвращения кенигсбергских земель в европейское лоно.

В 1990-е некоторые местные элиты бравировали запросом на суверенитет «берите сколько хотите», строили Балтийскую республику и даже прибалтийскую конфедерацию. Но даже тогда эти идеи не были особо популярны в народе, хотя набирали с десяток процентов по каждому пункту. Москва откупилась экономическими свободами, дала местным вождям легальные и нелегальные возможности заработать, и тема сепаратизма постепенно ушла из дискурса.

В дальнейшем, по мере усиления государства, у жителей области только усиливалась связь с Россией и ее населением. Благодаря исследованиям Балтийского федерального университета имени И. Канта мы можем наблюдать по годам эту динамику: в 2001-м в первую очередь россиянами ощущали себя всего 25% населения области. А к 2015 году их доля выросла до 41%. За те же годы доля «европейцев» и «космополитов» суммарно снизилась с 12 до 8%. Меньше стало и тех, для кого на первом месте стоит локальная и региональная идентичность. Сегодня жители Калининградской области — это в первую очередь россияне. Причем, судя по нескольким последним выборным кампаниям, весьма консервативных провластных взглядов.

Любовь на расстоянии

Смеем предположить, что россиянам нашего западного полуэксклава («полу-» — потому что осталась связь по морю) еще только предстоит отыскать локальную калининградскую идентичность. И конечно, она будет связана не с восстановлением Дома Советов или тевтонского архитектурного наследия. А с концепцией экономического развития этой земли.

Кстати, Калининградская область остается одним из немногих регионов страны с положительным миграционным сальдо. Сюда переезжают «с северов», из Сибири, Средней Азии. На побережье скупают дачи жители двух столиц (Латвия уже не в моде). На Камчатке плакаты на улицах рекламируют для переезда Калининград наравне с Белгородом и Краснодаром.

Конечно, многие просто едут к морю и поближе к европейским границам. В поисках лучшей жизни? Калининградская область остается абсолютивным середняком среди всех российских регионов по многим показателям социально-экономического развития. Здесь сильны диспропорции по доходам и уровню жизни. С другой стороны, область динамично развивается (например, в среднем быстрее России по ВРП) последние двадцать лет, отталкиваясь от глубокой ямы 1990-х. Появляются высококвалифицированные рабочие места, есть комфортные условия для развития малого и среднего бизнеса.

Проблема же в отсутствии долгосрочного видения развития области как у федеральных, так и у местных элит. В данном случае у этого обстоятельства есть серьезные основания: окруженный чужаками регион обречен постоянно страдать от смены внешнеполитической конъюнктуры и полностью рассчитывать на поддержку центра. Так было все эти годы.

Челночная экономика 1990-х сменилась сборочными производствами и удобным реэкспортом на материк товаров под льготами экспериментальных площадок и особых экономических зон — в итоге к 2010-м годам ничего фундаментального из производства и технологий в регионе не задержалось. А бюджет стал дико несбалансированным: 80% экспорта обеспечивает сельскохозяйственная «Соя», 75% импорта — «Автотор». При первых осложнениях в отношениях с Западом эта концепция полетела из-за транзитных препятствий и санкций.

Пришлось заниматься импортозамещением, развивать сельское хозяйство, затягивать якорных инвесторов. Инициировать новые и новые экономические эксперименты. Вернулись военные и ВПК. Гигантские инвестиции пошли от госкорпораций на создание системы энергетической безопасности. Следом визуально преобразил область чемпионат мира по футболу и серьезные инвестиции в благоустройство. Оценили жители и новые дороги «как в Европе».

Те же социологи БФУ имени Канта доказывали, что «регулярные и тесные экономические и социокультурные отношения и практика интенсивных поездок в соседние с областью страны влияют, скорее, на конфигурацию повседневных хозяйственных и коммуникативных практик жителей Калининградской области, чем на их социальные и политические установки и убеждения». Поэтому европейский карантин не стал для местных жителей проблемой и не заставил почувствовать себя «взаперти». Они и так привыкли к этой замкнутости, ощущая культурную и ментальную связь с Россией на расстоянии. Удивительный феномен, очередной калининградский эксперимент по формированию новой российской идентичности.

Печать