Журналист, эксперт Центра ПРИСП Тихон Сысоев – о том, что саммит G20 на Бали показал, насколько расходятся интересы мировых лидеров, и каких усилий стоит даже фиксация этих разногласий на бумаге.«Большая двадцатка» родилась как следствие экономических потрясений, а не абстрактных дипломатических соображений, и в этом ее особое преимущество. Впервые о необходимости создания площадки такого формата заговорили после азиатского финансового кризиса 1997–1998 годов, который наглядно показал темные стороны неконтролируемой глобализации.
Впрочем, после учредительной конференции в Берлине в 1999 году об этой идее забыли и не вспоминали, пока в 2008-м не грянул новый кризис. С тех пор «большая двадцатка» стала собираться регулярно. А после того, как Россия присоединила Крым (в результате чего исчезла «большая восьмерка», а «большая семерка» сильно потеряла в значимости и весе), G20 превратилась в наиболее перспективную и представительную структуру глобального мира (85% мирового ВВП и 75% мировой торговли), направленную на координацию работы по экономическим проблемам современности.
Вот почему задолго до очередного саммита «двадцатки», который прошел 15–16 ноября на Бали, было так много информационного шума. Казалось, что G20 — самая многообещающая платформа для поиска компромисса в условиях украинского кризиса, который сотрясает систему международной безопасности, а также для создания механизмов смягчения надвигающейся глобальной рецессии, вызванной экономической политикой Большого Севера и пандемией. «Экономические данные большей части стран Группы двадцати упали до уровней, сигнализирующих о спаде» — к такому неутешительному выводу пришел МВФ в исследовании, опубликованном накануне саммита.
Однако прорыва или хотя бы заметного сдвига во взаимопонимании между странами «двадцатки» не случилось. С одной стороны, главная интрига встречи оказалась снята заранее: как только президент Украины Владимир Зеленский, а затем президент России Владимир Путин приняли решение не ехать на Бали, стержневая тема саммита превратилась в пустую риторику.
С другой стороны, «двадцатка» так и не смогла принять комплексное решение по вопросам продовольственного и энергетического кризиса. Максимум произошла фиксация процесса, который заметно ускорился после 24 февраля: это постепенное размежевание между западным и незападным миром с констатацией невозможности дать коллективный ответ новым вызовам. Но личный обмен мнениями по самым чувствительным темам двусторонних отношений сохранился.
В этом плане G20 на Бали, несмотря на перспективную повестку, оказался далек, например, от встречи «двадцатки» в китайском Ханчжоу в 2016 году, на которой, среди прочего, Барак Обама и Владимир Путин сумели достигнуть важных договоренностей по сирийскому конфликту. И еще дальше от саммита-2009 в Питтсбурге, когда мировым лидерам удалось принять решение о значительном изменении глобального банковского сектора.
«Научитесь соблюдать договоренности»«Группа двадцати не предназначена для того, чтобы быть политическим форумом. Она создавалась для обсуждения экономики и развития», — говорил хозяин саммита президент Индонезии Джоко Видодо незадолго до приезда мировых лидеров. Однако полностью избежать политической повестки оказалось невозможно.
Еще летом по вопросу гипотетического присутствия на Бали Путина мнения участников саммита разделились почти поровну: десять стран западного мира выступили против приглашения российского лидера, а девять стран незападного — поддержали. Провалом обернулась и генеральная репетиция G20 — совещание на уровне глав МИД государств-участников. Стороны тогда не то что не смогли согласовать итоговое коммюнике, но даже не нашли в себе сил сделать совместную фотографию. В этом смысле саммит лидеров стран «двадцатки» просто обязан был сопровождаться серьезными проблемами.
И действительно, уже на старте президенту Аргентины Альберто Фернандесу стало плохо, его пришлось госпитализировать. В тот же день премьер-министр Камбоджи Хун Сен получил положительный текст на коронавирус — после того как лично пообщался с некоторыми лидерами. Стали циркулировать странные слухи о проблемах со здоровьем главы МИД Сергея Лаврова, представлявшего российскую делегацию.
Периодически происходили сбои в расписании мероприятий и встреч. Например, на второй день финальную сессию саммита пришлось сдвинуть на два часа вперед из-за экстренного совещания «большой семерки», посвященного инциденту в Польше. Обрушившиеся на остров экстремальные дожди блокировали движение кортежей. По странному стечению обстоятельств была отменена встреча главы КНР Си Цзиньпина и нового премьер-министра Великобритании Риши Сунака.
К слову, на мероприятии произошел любопытный инцидент, хорошо демонстрирующий уровень взаимоотношений между странами условного Запада и Востока. На второй день премьер-министр Канады Джастин Трюдо был вызван из толпы помощниками главы Китая прямо под камеры, после чего Си обратился к нему с такими словами: «Все, что мы обсуждали вчера, просочилось в газеты. Это неуместно, и это не то, как велся наш разговор. Диалог должен быть искренним. Иначе трудно будет сказать, чем это может закончиться». По всей видимости, речь шла о публикации в канадском издании Global News, в которой пересказывались основные темы состоявшегося накануне разговора двух лидеров. Застигнутый врасплох, Трюдо попытался было заверить китайского генсека в готовности к диалогу, несмотря на различия в ценностях, однако Си его прервал: «Давайте сначала создадим условия».
Из-за разногласий между лидерами стран предсказуемо не состоялась и традиционная совместная фотосессия. А итоговое коммюнике — главный документ каждого саммита, в котором изложено общее мнение всех стран-участниц по вопросам основных векторов глобального развития, — судя по всему, сумели принять в последний момент. В противном случае балийский G20 обернулся бы полным фиаско.
Дипломатические хлопоты индонезийского президента и индийского премьер-министра Нарендры Моди, который, по данным западных СМИ, был одним из самых напористых переговорщиков, в конечном счете увенчались успехом благодаря Москве, которая согласилась на такую формулировку: «Большинство стран осудили спецоперацию на Украине и подчеркнули, что она обостряет существующую нестабильность в глобальной экономике. Прозвучали и другие точки зрения и разные оценки ситуации и санкций». То есть фактически коммюнике зафиксировало разногласия стран «двадцатки» по поводу конфликта на Украине. Подобную уступку со стороны Кремля можно прочитать как благожелательный жест лично Джоко Видодо, приложившему столько усилий, чтобы саммит был наполнен хоть каким-то содержанием, кроме критики России.
Программа-минимумБез критики действий Кремля на Украине в G20, конечно, не обошлось. Зато обошлось без другого — бойкота российской делегации. Все разговоры о необходимости исключения России из «двадцатки» закончились ничем. Более того, со стороны некоторых западных лидеров прозвучали неожиданно мягкие заявления.
«Я бы хотела, чтобы президент Путин был здесь, чтобы мы могли поговорить с ним лицом к лицу», — призналась, к примеру, в интервью телеканалу Bloomberg TV Урсула фон дер Ляйен. Ей вторил канцлер Германии Олаф Шольц, который накануне своей поездки сказал, что «было бы хорошо, если бы Путин поехал на саммит G20», а на встрече на Бали признал, что «Россию не удалось изолировать». Эммануэль Макрон выразил намерение в очередной раз позвонить Путину, чтобы «продолжить диалог».
Однако, как и предполагалось, никаких решений по украинскому кризису принято не было, несмотря на многочисленные декларации мировых лидеров накануне саммита о необходимости мирных переговоров. Во вступительном слове президент Индонезии, обращаясь ко всем гостям, сказал, что нужно «быть ответственным» и «прекратить войну». Но Владимир Зеленский в своем онлайн-выступлении, которое оказалось мягче, чем предполагалось, перечислил уже известные условия Киева по прекращению конфликта, о неприемлемости которых Москва неоднократно говорила.
Сергей Лавров, принявший решение не покидать зал во время выступления Зеленского, вновь назвал основные реперные точки Кремля по украинскому кризису. «Мы хотим увидеть конкретные свидетельства того, что Запад всерьез заинтересован в дисциплинировании Зеленского и объяснении ему, что так продолжаться не может, что это не в интересах украинского народа и его самого», — заявил глава российского МИДа. Лавров также опроверг слухи о том, что США готовят переговорную площадку для Киева и Москвы, намекая на встречу в Анкаре директора ЦРУ Уильяма Бернса и главы СВР Сергея Нарышкина, которая проходила одновременно со встречей «двадцатки».
Таким образом, речь сейчас не идет даже о временной заморозке конфликта. У этого переговорного тупика все те же условия. Показательно, что даже в коридорах саммита российская и американская делегации старательно друг друга обходили, в то время как инфраструктуре Украины наносился самый масштабный ракетный удар с начала СВО.
Единственное, о чем Москва была готова говорить в рамках украинского кризиса, — это о пролонгации «зерновой сделки». Ее контуры российский дипломат отдельно обсудил с генеральным секретарем ООН Антониу Гутерришем. Уже известно, что сроки договоренности будут продлены на 120 дней. Вопрос лишь в том, будет ли сделка реализована пакетно, как предполагалось изначально, то есть с обеспечением всех условий для беспрепятственного экспорта российской сельхозпродукции и удобрений, или Москве опять придется довольствоваться репутационными бонусами.
Американо-китайская паузаЦентральным событием саммита стала первая очная встреча Си Цзиньпина и американского президента Джозефа Байдена. Судя по тому, что переговоры продлились 3 часа 12 минут, повестка была насыщенной. А то, что встреча завершилась умеренными, а где-то даже мягкими заявлениями, само по себе тянуло на сенсацию: последние попытки достичь каких-то договоренностей по телефону неизменно сопровождались звоном бьющейся посуды.
«Мы будем яростно конкурировать. Но я не стремлюсь к конфликту. Я стремлюсь к тому, чтобы ответственно управлять этой конкуренцией», — заявил Байден по итогам переговоров, заметив, что беседа была «открытой и откровенной». «Различия и разногласия между двумя странами были, есть и будут, но они не должны стать препятствием для развития китайско-американских отношений», — сказал в свою очередь Си Цзиньпин.
Если судить по публичным заявлениям, то стороны приняли решение временно избегать эскалации. Си заверил Байдена, что Китай не хочет вмешиваться во внутренние дела США и не желает изменения существующего международного порядка. «Пекин вновь проговорил ключевые для себя вещи и зафиксировал отсутствие возражений по ним Вашингтона: это касается признания “единого Китаяˮ, невмешательства во внутренние дела, отказа от антикитайских альянсов и менталитета холодной войны», — замечает Иван Зуенко, старший научный сотрудник Центра евроазиатских исследований Института международных исследований МГИМО.
Причина такого временного смягчения между Пекином и Вашингтоном, по мнению Дмитрия Новикова, ведущего научного сотрудника Института Китая и современной Азии (ИКСА) РАН, заключается в том, что стороны оказались не готовы пересекать «красные линии». В этом смысле китайско-американские отношения остаются гораздо более стабильными, чем, например, российско-американские.
«С точки зрения США, еще больше расшатывать отношения с КНР сейчас невыгодно просто исходя из стратегических соображений. Зачем открывать второй фронт в Азии, тем более что экономическая переплетенность между странами все еще очень высока? Китай же понимает, что время работает на него. Он заинтересован в стабильных отношениях с Америкой, потому что это обеспечивает ему большее пространство для маневра. Через десять-пятнадцать лет их переговорные позиции, конечно, будут гораздо лучше», — уверен Дмитрий Новиков.
Не стоит забывать о том, что оба лидера приехали на Бали с грузом внутриполитических проблем, который подталкивал их к достижению ситуативного консенсуса. Байден, добившись минимизации урона для Демократической партии, утратил контроль над палатой представителей, которая теперь станет его постоянной головной болью. Си Цзиньпин хоть и пролонгировал свои полномочия в качестве главы КПК и Китая как минимум на третий срок, вынужден реагировать на растущее недовольство населения и усталость экономики от ковидных ограничений.
Именно поэтому переоценивать итоги встречи Си Цзиньпина и Байдена не стоит. Это лишь первая попытка оговорить более цивилизованные параметры декаплинга между Китаем и США, а не реанимация формата G2, когда-то взлелеянного американской элитой во времена однополярного мира. «Все, что мы увидели на саммите, — просто желание поставить растущее напряжение на паузу. Развернуть негативный стратегический тренд в китайско-американских отношения уже практически невозможно. Америке нужно, чтобы Китай не стал сильнее, богаче и могущественнее и уж тем более не обошел США по технологическому потенциалу. Штаты не отступят от стратегии сдерживания, а это означает, что новый виток эскалации неизбежен», — уверен Александр Ломанов, заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО).
Площадка для Востока и ЗападаПосле завершения финальной сессии саммита Джоко Видодо торжественно передал молоток индийскому премьеру Нарендре Моди как следующему председателю «большой двадцатки». И тот факт, что следующая встреча мировых лидеров пройдет именно в Индии, весьма показателен.
С 24 февраля Моди, как, впрочем, и президент Турции Реджеп Эрдоган, продемонстрировал чудеса изворотливости, благодаря которым сейчас пользуется всеми выгодами от конфликта между Россией и Западом. А значит, имеет шансы повторить подвиг индонезийского лидера, собрав участников G20 под одной крышей и заставив их хотя бы послушать друг друга.
Возможно, более конструктивному диалогу на следующем саммите будет способствовать экономический кризис, который, как полагают аналитики, в 2023 году наберет обороты. Но рассчитывать на консенсус и принятие значимых решений в рамках этой площадки приходится все меньше. Встреча на Бали показала, насколько расходятся интересы «большой двадцатки» и каких усилий стоит даже формальная фиксация разногласий на бумаге.
«Наше председательство началось с надежды на всеобъемлющее восстановление мира после пандемии. Однако появились новые вызовы, которые не только мешают восстановлению, но и грозят ввергнуть мир в еще более глубокий кризис. В качестве председателя G20 Индонезия искала лучшие решения в течение года своего лидерства», — довольно искренне отчитался о своей работе Джоко Видодо.
«Саммит G20 вновь высветил линию, которая проходит между западным миром и незападным. Мы видим, например, как реагируют на украинский кризис страны Африки, Латинской Америки, Азии. Конечно, этот незападный мир неоднороден, ему еще предстоит оформиться во что-то более цельное. Но он может это сделать через площадки ШОС, БРИКС или АСЕАН», — резюмирует Дмитрий Мосяков, заведующий Центром Юго-Восточной Азии Института востоковедения РАН.
Если не случится совсем уж серьезных катаклизмов, то у «большой двадцатки» есть шанс остаться главным местом переговоров между Востоком и Западом, что само по себе уже неплохо. Однако то, что предельно дисциплинированный Запад станет все больше замыкаться в себе, а Восток начнет все более явно демонстрировать особое видение, очевидно, будет и дальше фрагментировать глобальную повестку когда-то самой перспективной площадки мира.
Ранее опубликовано на: https://expert.ru/expert/2022/47/rykhlaya-dvadtsatka-pod-tropicheskim-dozhdem/
Печать