Кто заинтересован в расколе Ирана?

Журналист, эксперт Центра ПРИСП Петр Скоробогатый и Нурлан Гасымов - о протестах в Иране и их причинах.

В основе иранских протестов лежит внутреннее противоречие между молодой образованной пассионарной частью общества и консервативными элитами, однако взгляды на суверенную политику государства у них общие. В отличие от внешних интересантов.

Стоило верховному лидеру Ирана Али Хаменеи пожать руки российскому и турецкому коллегам в Тегеране и выйти на новый этап экономической кооперации с Москвой, как Исламская Республика взорвалась очередным витком социальной напряженности, протесты не утихают третий месяц. Ранее подозрительно схожую коллизию претерпел Пакистан, а его премьер-министр Имран Хан был вынужден уйти в отставку после анонса ряда инфраструктурных проектов с участием России. Страна до сих пор находится в политическом кризисе.

Антиправительственные выступления в Иране — явление частое, особенно в последние подсанкционные годы. В этот раз протесты начались в середине сентября, а триггером для них стала гибель 22-летней Махсы Амини — как считают митингующие, от рук полиции нравов. К середине ноября демонстрации постепенно сворачивались. Но на минувшей неделе внезапно вспыхнули с новой силой, охватив новые города и регионы малых этносов — курдов, белуджей, азербайджанцев. Рассеянный протест приобрел черты организованных акций. А к антиклерикальным лозунгам добавились сепаратистские.

Несмотря на рост уровня насилия, иранские власти пока не спешат использовать армию для подавления протестов, сохраняя надежду на мирный выход из кризиса.

Кто живет в Иране

О постоянной гражданской нестабильности в Исламской Республике лучше всего говорит социально-демографическая картина — даже больше, чем показатели экономического развития. С точной статистикой здесь беда, но в целом ситуация красноречива.

Средний возраст граждан составляет примерно 30 лет. Уже два десятилетия в стране сохраняются высокие темпы рождаемости, хотя в последние годы отмечается некоторое замедление. Две трети молодого населения живет в городах, и процесс урбанизации при непосредственной поддержке правительства продолжается. Уровень грамотности стремится к 90%, для жителей младше 30 лет — к 100%. Свыше 12 млн человек (из 85 млн) имеют высшее образование.

С экономической точки зрения Иран после исламской революции довольно интенсивно развивался благодаря экспорту нефтегаза и развитию промышленного сектора, превратившись в одну из зажиточных стран азиатского мира. По подсчетам, в 2000-х годах к среднему классу в стране можно было отнести почти треть граждан. Однако последние 15 лет жесткого санкционного гнета сильно ударили по доходам иранцев. Динамика изменений ВВП на душу населения с 2011 года чаще отрицательная. В городах растет безработица (по некоторым данным, она достигла 10–12%) и инфляция, от чего страдают главным образом именно молодые и образованные.

Дополняют картину бедные и политически нестабильные национальные окраины: 20% этнических азербайджанцев, проживающих на севере страны, и криминогенные, преимущественно сельские районы с курдами на западе (до 10%) и белуджами, туркменами и арабами на юге (примерно 8–10%). Это зоны постоянных этноконфессиональных рисков для многонационального Ирана.

Наконец, важно понимать сложный характер политического устройства Исламской Республики. После революции 1979 года в стране сформировалась смешанная система власти в рамках исламской теократии. Государственной религией была провозглашена шиитская ветвь ислама (шиизма придерживаются свыше 90% жителей, при этом к остальным религиям проявляется терпимость). Парламент и президент избираются всенародно. Однако над ними стоит режим аятолл, который защищает суверенитет и ценности республики, определяет векторы силовой, внутренней и внешней политики. Внутри политической и управленческой системы зашита ещё масса элементов сдержек и противовесов.

Картины Ирана

Несмотря на эти базовые сведения об Иране, которые, впрочем, плохо известны обывателю, понять ситуацию внутри страны непросто. Во многом потому, что государство в последние десятилетия быстро меняется, а источники, транслирующие общую картину вовне, часто ангажированы.

Эмигранты, (а иранская диаспора насчитывает около пяти миллионов человек, из них половина — беженцы после революции и их семьи, живущие в странах Европы и Северной Америки) говорят о родине как о стране темной и авторитарной и рассматривают любые протесты как модернистский бунт против ненавистной власти.

Государственные и окологосударственные каналы гнут антизападную линию, постоянно выискивая признаки американских и израильских заговоров, элементы внешнего вмешательства и провокаций. Что, впрочем, вовсе не означает их реального отсутствия. Однако актуален вопрос, насколько верны представления высшего руководства страны, в первую очередь клерикального, о настроениях в иранском обществе. А это уже третья картина, куда более сложная и неоднозначная.

Надо заметить, что за последние 10–15 лет Исламская Республика серьезно изменилась и сегодня может считаться одной из самых либеральных в мусульманском мире. Например, дресс-код для женщин здесь весьма умеренный: обязательный платок, прикрывающий волосы, закрытые ноги и руки и запрет на обтягивающую одежду. При этом разрешены джинсы, каблуки, открытая обувь и целый веер модных фасонов. Иранские женщины учатся как в местных, так и в зарубежных вузах, работают, в том числе на руководящих должностях, водят машину, ходят в рестораны, театры, кино. Норму отношений мужчин и женщин (например, никаких прикосновений) общественные традиции определяют в большей степени, чем исламские запреты. Возможны и флирт, и даже отношения до свадьбы.

У состоятельных дам в моде ринопластика. Причем, как рассказывают, некоторые девушки специально клеят пластырь на нос, чтобы продемонстрировать приверженность стильным трендам.

Кстати, в Иране ежегодно делают около 450 операций по хирургической коррекции пола — это второе место в мире после Таиланда. Причем медицинские манипуляции часто проводятся бесплатно: их финансирует государство. Дело в том, что духовный лидер страны еще в 1983 году специальной фетвой официально разрешил такие операции. Считается, что пол меняют мужчины-геи, рассчитывая вступить в законный брак с партнером. Гомосексуализм в Иране по-прежнему карается смертью.

Горожане, (а их, напомним, почти две трети населения) активно пользуются интернетом и VPN. Есть национальная интернет-сеть, правда медленная, свои социальные сети и видеопорталы. Но доступна и зарубежная «классика» социального общения — как американская, так и китайская. Жители Ирана погружены в мировую медиакультуру, смотрят иностранные программы и фильмы, слушают популярную западную музыку. На каждом доме установлена полузапрещенная спутниковая «тарелка».

Этот элемент полузапретов вообще характерен для современного иранского общества и, видимо, является ответом государства на модернистский запрос молодежи. Например, полиция нравов по-прежнему следит за поведением сограждан, но пресекает разве что откровенные нарушения, предпочитает штрафовать, а не наказывать палками; туристы и вовсе отделываются предупреждениями.

Важен также территориальный аспект: десятимиллионная агломерация Тегерана с точки зрения образа жизни и свободы мысли все больше начинает походить на Стамбул. В других городах больше консерватизма. Поэтому закон стражи порядка трактуют субъективно, что нередко приводит к гражданским конфликтам.

Собственно, история 22-летней Махсы Амини — яркий и трагичный пример этой правовой дихотомии. Для современного Ирана вседозволенность, которой пользуется полиция нравов и которая в итоге привела к смерти девушки, не столько выглядит анахронизмом, сколько говорит о нежелании государства привести законодательство в соответствие со сложившейся практикой. Это не только поколенческий и религиозный, но и в полном смысле слова гражданский конфликт.

Протестный фон

Во многом поэтому сейчас на иранских улицах можно увидеть самые разные лозунги — от требований расширения гражданских прав и свобод до призывов к свержению исламского режима. Погромщики поджигают полицейские участки и плакаты с изображением духовного лидера Али Хаменеи. Недавно уничтожили дом-музей основателя Исламской Республики аятоллы Рухоллы Хомейни в Тегеране и памятник генералу Касему Сулеймани, убитому американцами два года назад в Багдаде. «Смерть Хаменеи!» или «Наша мишень — исламский режим» — довольно частые лозунги оппозиционеров.

Третий месяц тысячи студентов и школьников отказываются посещать занятия. Юноши срывают тюрбаны у проходящих представителей духовенства. Девушки и женщины отказываются надевать платки. В TikTok* (*По информации Роскомнадзор, является нарушителем законодательства РФ) запущен флешмоб: представительницы слабого пола показательно остригают длинные волосы.

Двадцатого ноября власти арестовали двух известных в стране актрис, Хенгаме Газиани и Катаюн Риахи, после того как те записали видеообращение в поддержку протестующих, не надев головные уборы. Девушкам были предъявлены обвинения в «сговоре с намерением действовать против государственной безопасности» и «пропаганде против государства».

Пожалуй, самое показательное проявление антирежимных настроений произошло во время чемпионата мира по футболу в Катаре, когда игроки национальной сборной Ирана перед матчем со сборной Англии демонстративно отказались петь национальный гимн своей страны. В то же время иранские болельщики на трибунах исполнили гимн времен шаха, размахивая дореволюционными флагами. А после финального свистка (игра закончилась победой английской команды со счетом 6:2) футбольные фанаты организовали на площади перед стадионом митинг против властей в Тегеране.

Неожиданный демарш футболистов вызвал переполох в политических кругах Исламской Республики. На следующий день депутаты парламента потребовали отозвать всю команду на родину, заменив их более патриотичными игроками. Спортсмены, однако, просить прощения у парламентариев не стали, а нападающий сборной и леверкузенского «Байера» Сердар Азмун написал в соцсетях, что его возможное исключение из команды — «небольшая цена даже за одну прядь женских волос иранки. Позор вам за то, что вы убиваете людей».

По некоторым данным, в результате столкновений погибли несколько сотен протестующих и стражей порядка, еще сотни демонстрантов арестованы, а зачинщикам грозит смертная казнь.

Двадцатого ноября противостояние вышло на новый уровень, после того как несколько военизированных элитных подразделений Корпуса стражей исламской революции (КСИР) вошли в города провинции Западный Азербайджан на границе с Турцией и Ираком. Поводом для наступления стали громкие убийства боевиками троих офицеров КСИР и двух вооруженных ополченцев из подразделений «Басидж». Начались беспорядки на территориях проживания курдов и белуджей.

Компромиссная платформа

Такое изложение событий без понимания внутренней специфики республики создает устойчивое впечатление непреодолимого политического раскола в Иране и неминуемого краха страны. Тем более что протест поддерживает не только разнузданная улица, но и представители среднего класса, интеллигенция и даже футболисты сборной. При этом население принято делить на консерваторов и модернистов без учета полутонов.

На практике антигосударственный протест в Иране сильно преувеличен. Наше общение «без купюр» с жителями страны, в первую очередь с молодыми горожанами, показывает, что иранцы хорошо понимают риски дестабилизации и перспективы революционных перемен, особенно на фоне внешнего давления. Этот «патриотизм», если его можно так назвать, во многом завязан на результаты исламской революции и сложившийся теократический режим.

К самой революции отношение скорее неоднозначное, большинство иранцев давно забыли, как им жилось при шахе. Зато хорошо помнят десятилетия западных санкций и осознают зыбкость суверенитета, который во многом зиждется на борьбе за ядерную программу. Идеологическое противостояние с США или Израилем, постулируемое руководством страны, общество может и не разделять, но бесконечное геополитическое давление сплачивает людей перед лицом внешней угрозы. А право на ядерное оружие считается логичным и обоснованным на фоне безъядерных стран, разрушенных американской демократической экспансией.

Понятно, что это не единая платформа для иранского населения, но она часто становится компромиссной и для сторонников, и для противников режима аятолл.

Нарастающий вызов для этого пассионарного, но ответственного класса иранского общества — слишком медленный процесс модернизации клерикальных элит, которые опасаются издержек либерализации и защищают свою власть и влияние. В последние годы, после того как из властных структур были вытеснены представители умеренных и реформаторских крыльев, эта проблема только обострилась.

Предыдущий президент Ирана Хасан Рухани (2013–2021) пошел на уступки гражданам и выступил за смягчение ряда жестких религиозных правил, либерализацию политической системы и экономические преобразования. Но обладающий всей полнотой власти духовный лидер Али Хаменеи блокировал проекты реформ. В конце концов крыло Рухани потерпело поражение — в том числе из-за усиления санкционного давления, провала сделки с американцами и экономических проблем. А после избрания консервативного политика Эбрахима Раиси (ближайшего соратника и друга Хаменеи) президентом в 2021 году Совет стражей иранской конституции практически полностью очистил правительство и парламент от умеренных и реформаторов.

Протесты на окраинах

Другой вызов для всех иранцев — подключение к протестам бедноты и национальных окраин. Собственно, именно это мы и наблюдаем в последние дни, когда видим разрастание ореола беспорядков на территории Исламской Республики, одновременно на севере, востоке и западе страны. Это позволяет иранским спецслужбам в очередной раз указать на участие внешних сил во внутреннем конфликте. Причем с разной повесткой.

Так, в выступлениях городской интеллигенции и молодежи наблюдатели обнаружили элементы ценностной пропаганды: это в первую очередь борьба за права женщин и личные свободы. На демонстрациях отмечают типовые для цветных революций на Ближнем Востоке листовки, использование символа «кулак Сороса», в который вписан женский силуэт, детские образы — жертвы режима, лозунг «Я/мы Махса», требования покаяния перед «веками угнетаемыми женщинами Ирана» и т. д. Этот подход активно пропагандирует иранская диаспора за рубежом, и частично он проникает в дискурс местных оппозиционеров. Равно как и лозунг «Да здравствует Пехлеви!» вместе с флагом времен шаха, хотя этот запрос не свойственен даже либерально настроенным гражданам.

Для провинций внешние пропагандисты заготовили сепаратистский, межнациональный и даже межконфессиональный дискурс, хотя в целом выступления на иранских окраинах пока пытаются повторять общестрановую повестку о гражданских свободах. Однако в Западном Азербайджане уже появились государственные флаги соседнего Азербайджана. На улицах северных городов расклеили постеры с изображением президента Ильхама Алиева со словами: «Азербайджан — это наше государство. Президент Азербайджана — наш президент. Мы, молодежь Южного Азербайджана, всегда находимся на азербайджанском фронте. У нас общая родина!»

Эти явления уже привели к информационному и дипломатическому конфликту Баку и Тегерана. Так, телеканал Sahar TV, вещающий на азербайджанском языке, анонсировал документальный фильм, посвященный отцу нынешнего главы Азербайджана Гейдару Алиеву. В анонсе, в частности, говорилось о якобы курдском происхождении третьего президента и его связях с Рабочей партией Курдистана, которая долгие годы поддерживает вооруженное противостояние с Турцией. В ответ на это ведущие азербайджанские телеканалы начинали новостные передачи с приветствия южных азербайджанцев, а во время прогноза погоды на экран выводились города не только Азербайджанской Республики, но и северных регионов Ирана.

Пропагандистская война завершилась лишь после примирительных сообщений советника верховного руководителя ИРИ Али Акбара Велаяти и помощника президента Азербайджана Хикмета Гаджиева 20 ноября. Конфликт удалось замять, но осадок остался. Чуть позже Баку объявил об открытии своего посольства в Израиле, хотя прежде воздерживался от этого, дабы лишний раз не раздражать южного соседа.

Еще острее и неприятнее конфликт отозвался в районах проживания курдов и белуджей. В частности, из-за этнической солидарности, ведь убитая Махса Амини — курдиянка. У белуджей также нашлась сакральная жертва — Ходанур Ладжеи, погибший в первые дни столкновений с полицией.

Сегодня иранские курды оказывают серьезное вооруженное сопротивление Тегерану. Наибольшее количество потерь иранские силовики понесли именно на западе страны. Из-за этого ВВС Исламской Республики периодически наносят ракетно-бомбовые удары по позициям курдских боевиков на севере соседнего Ирака. Представители силовых структур считают, что беспорядки на окраинах провоцируют американские и израильские спецслужбы, имеющие старые и плотные контакты с военизированными отрядами и племенной элитой курдов и белуджей, тогда как сами по себе сепаратистские настроения не пользуются популярностью.

«Регионы проживания курдов достаточно сильно отличаются от других районов Ирана. Здесь давно существует устойчивый националистический дискурс. Во-первых, потому что существенная часть курдов — сунниты, а не шииты, как персы. Во-вторых, у них сильные традиции самоуправления и немного другой взгляд на статус женщины», — считает иранист, эксперт ПИР-Центра, доцент Ноттингемского университета в Малайзии Юлия Свешникова. Впрочем, по ее словам, у иранских курдов, в отличие от соседних азербайджанцев, отсутствует стремление к отделению: большинство местных жителей считают себя в первую очередь иранцами, а потом уже курдами или суннитами.

«Очевидно, Тель-Авив заинтересован в ослаблении Ирана. Израильские спецслужбы гипотетически могли бы наладить связь с местной оппозицией и через нее влиять на внутриполитическую стабильность страны. Ранее возможности израильской разведки были продемонстрированы во время убийств иранских физиков-ядерщиков», — полагает научный сотрудник Центра ближневосточных и африканских исследований Института международных исследований МГИМО Адлан Маргоев.

Революция без перспектив

Вопреки угрожающим сигналам маловероятно, что нынешние антиправительственные акции приведут к новой революции или расколу страны. Противники режима до сих пор не смогли выдвинуть из своих рядов лидеров или сформировать единые координационные структуры оппозиции. Все уличные протесты проходят спонтанно и бессистемно. Только на окраинах они опираются на организованные племенные формирования — именно этим и обусловлена военная активность КСИР на данных направлениях.

Нет в государстве и признаков раскола элит. Хотя в последнее время лагерь условных реформаторов в политической системе страны серьезно пострадал, они не спешат рвать отношения с правящим режимом и демонстрируют лояльность существующему порядку, по крайней мере внешне. Лидер этого крыла Хатами уже давно отодвинут на обочину — вряд ли текущие события снова приведут его на вершину политического олимпа.

С другой стороны, большинство экспертов сомневается, что Тегеран решится на серьезные политические преобразования. На данный момент избрана чрезвычайно осторожная тактика медленной либерализации, направленная в первую очередь на защиту концепции иранского суверенитета с исламским базисом. Насилие на улицах воспринимается как издержки процесса взросления страны в сложных внешнеполитических и экономических условиях. А с «гибридными» угрозами разбираются силовики.

Ранее опубликовано на: https://expert.ru/expert/2022/48/kto-raskalyvayet-iran/

Печать