Принципиально другие ценности и идеи будущего

Член правления РАПК, глава аналитического центра «Политген» Ярослав Игнатовский дал интервью, в котором ответил на вопросы о том, как повлияла специальная военная операция на региональную политику и настроения граждан? Как будет трансформироваться партийная система, и грозит ли профессии политтехнолога смерть? Каков сегодня образ будущего и сместится ли политика в метавселенные через 10 лет?

— Ярослав Ринатович, основная тема этого года, естественно, СВО на Украине. Какие важные изменения в жизни страны и её граждан произошли на ваш взгляд в связи с этими событиями?

 — Разумеется, год для большинства россиян был полон потрясений, а для страны стал переломным во многих отношениях. Вынужденно защищая русских на Донбассе, мы оказались вовлечены в серьёзнейшее затяжное противостояние, где на кону само существование страны, шире — глобальный конфликт, который имеет различные фазы: вооруженную, экономическую, социальную, общественно-политическую, информационную, а прежде всего мировоззренческую, и этот конфликт уже коснулся практически каждого. Но учитывая то, какое количество стран уже втянуто в него, и будет втягиваться дальше, несомненно, мы присутствуем при исторических событиях, в которых решается судьба будущего мироустройства. А точка зрения у нас, наших союзников и у наших экзистенциальных оппонентов на счет того, каким должен быть мир, диаметрально противоположная. И это придется выяснить в ходе «опасного и непредсказуемого десятилетия». Так что неизбежно шарахнет по всем. Не будем забывать, что на первый план вышла впервые за много лет проблема ядерной эскалации. И это, на самом деле, тревожнейший звонок правительствам всего мира, особенно ядерным державам Запада, чья оголтелая авантюрная политика может привести к таким последствиям, после которых уже точно не будет ни правых, ни виноватых.

— И какова же эта точка зрения на судьбу мира у нас и у наших оппонентов?

— Тут, к сожалению, Россия действует в основном реактивно, отталкиваясь от оппонентов. Есть некий статус-кво, сформировавшийся после распада СССР, с которым мы не согласны, есть некий образ будущего, предложенный миру и основанный на сложившемся за эти тридцать лет экономическом, технологическом культурном превосходстве стран Запада, который мы считаем устаревшим и несправедливым, поэтому наши политологи так оттаптываются на этой, на самом деле, наивной книжке Фукуямы «Конец истории и последний человек». Во всех своих выступлениях последних лет Владимир Путин достаточно подробно сформулировал эти тезисы, пояснил, с чем мы не согласны. Другой вопрос, что мы сами предлагаем. Что мы делаем для того, чтобы показать миру достойную альтернативуоднополярной «империи лжи», кроме доблести наших воинов, крылатых ракет идрона «Посейдон»? В чем наша глобальная доктрина сегодня, кроме понятной в основном нам самим и нашим соседям идее «русского мира»? Надо учитывать, что современная политика — спектакль, циничная непредсказуемая драма, где напрочь размыты границы между реальным и постановочным. Запад относительно успешно «продавал» миру некоторое время доктрину прав и свобод, помноженную на неолиберализм и господство доллара. Что «продаем» мы, кроме уличения Запада в чванстве, жульничестве и двойных стандартах? Мы говорим: мы не такие, не хотим здесь ЛГБТ, однополых браков, родителей один и два, не хотим еще чего-то, но продолжаем использовать и потреблять западные интеллектуальные продукты – автомобили, гаджеты, социальные сети, кино. Российская образованная молодежь стремиться устроиться в западные компании и уехать на ПМЖ в Европу или США. Не говоря о детях элиты, у которых все хорошо, на войне они не гибнут, а многие продолжают жить припеваючи в недружественных странах. И тем более не говоря о том, что у нас вообще-то, выражаясь по-простому, «на пенсию не прожить». Здесь заключен колоссальный диссонанс, который обострился после попытки Запада «исторгнуть нас из себя». И нам надо срочно самим с этим определиться, мы больше не с ними, и это навсегда или это все еще не по-настоящему, все скоро вернется на круги своя. Ведь так до сих пор думают многие представители той же экономической «элиты» страны, находясь в беспокойном ожидании скорой разморозки «бабла».

 — Поговорим о внутренней политике. Как СВО повлияла на институт выборов в России и какие краткосрочные и среднесрочные перспективы, в связи с этим могут быть? Отменят выборы или всё же нет?

— Выборы, безусловно, нужны, хотя бы как ритуал, способ перманентной коммуникации власти и общества, институт формирования консенсуса, крайне необходимый в нынешние тяжелые времена. Как та же возможность для политиков быть «ближе к народу». Да, выборы в России сегодня — это не инструмент некой конкурентной соревновательный демократии. Ну и давайте уже забудем эту классификацию Парето про «правящие» и «неправящие» элиты и про то, что смены режима происходят, когда новая элита приходит на место старой. Наш режим вряд ли поменяется вследствие того, что кто-то вмешается, перекупит элиту и упакует это в майданный фантик «демократических выборов», как это происходит сплошь и рядом в мире. Один из несомненных итогов этого года: политическая конкуренция ушла даже в том виде, в котором мы привыкли видеть ее во время нулевых и десятых годов, где всё-таки были периодические отдельные и вполне заслуженные победы системной оппозиции, и даже предпринимались попытки сделать несистемную системной. Всего этого в этом году фактически не стало, как и возможностей для политического плюрализма. Поэтому я думаю, что в ближайшем будущем если конкурентные выборы и появятся, это будет сопряжено с потрясениями, и будет означать, что система слаба и позволяет проникнуть в себя различнымсвободным радикалам. Как известно, они попадают во власть через улицу, яркий пример — Исламская Революция в Иране в 1979 году, но это не наш случай

— Как в целом влияет СВО на региональную политику и настроения жителей, особенно в глубинке?

-  Вы знаете, у нас такие люди, особенно в глубинке, — они примерно знают, что хочет начальство слышать. Они не сильные мастера лить елей, зато умеют в нужный момент кивать – «поддерживаем, одобряем». И чтобы их быстро раскрыть, даже нам, профессионалам, надо фокус-группы проводить с бутылкой и гранеными стаканами, тогда дело пойдет быстрее. Чем дальше в глубинку, тем больше люди даже не патерналистски настроены, а как-то так: «Вот мы киваем, а вы нам что-то в ответ дайте. Мы Путина уважаем, а вы то что для нас сделали? Помогите материально для начала». Отсюда, кстати, у губернаторов сегодня, даже ВРИО-«парашютистов» поддержка гораздо больше, чем у местных депутатов, которые абсолютно везде со слов респондентов «появляются только под выборы». Надо понимать, что часть людей у нас занимается исключительно выживанием, и их СВО если и цепляет, то в сугубо телевизионном формате. В целом, «глубинная Россия» настроена спокойней, и при этом патриотичней, чем «городская», и тем более «мегаполисная». Поэтому и повоевать не против, особенно, когда это за страну и при этом платят приличные деньги. Я хочу подчеркнуть, люди воюют не за деньги, а за Родину, но это важный фактор для тех же мобилизованных и их семей. «Почему не решили вопрос с бандеровцами раньше, в 2014 году?», — вот их лейтмотив. Сам процесс мобилизации, конечно, выбил многих из колеи, мы это четко видели в ходе исследований. Но не будем забывать и о колоссальном всплеске общественной поддержки армии, наших солдат после 21 сентября. Это очень важный маркер роста нашего гражданского сознания, основанного не на деланом-«казенном», или «диванном», а реальном патриотизме «сопричастности». Правда, чем ближе к мегаполисам, тем выше уровень индифферентности, разобщенности, оппозиционности. Стабильные 15-20% людей, которые «против войны» в городах есть везде. В мегаполисах процент еще повыше. В пределе, люди с таким сознанием образуют «партию капитуляции», но их немного. Больше все равно людей искренних, сопереживающих своей стране. Что тревожит: у нас уехали сотни тысяч людей, многие из них образованы, неплохо зарабатывают. Это в основном люди молодые. Далеко не все из них «убежали от путинской войны», как пытается убедить нас в этом западная пропаганда, просто сложились такие условия – нужно было сохранить работу, семью, у кого-то взыграли эмоции. Это наши граждане. Мало того, что они уезжают и им вслед сквозь зубы говорят: «Валите отсюда и больше не возвращайтесь, чтобы не отвлекать Росгвардию на ваши болотные протесты из чужеродной токсичной пены». Теперь их еще и хотят начать жестить законодательно, из-за их якобы пораженческой позиции. Но эффективной молодежной политики, направленной на этих ребят, уже повзрослевших, последние 10 лет толком не велось. Сейчас мы пожинаем плоды взаимодействия с этим отчужденным поколением, когда они вдруг понадобились государству. Поэтому некоторым, в угоду конъюнктуре, и чтобы прикрыть свои провалы, проще, конечно, транслировать: «Нам от вас ничего не надо,мы сами справимся без вас. У нас есть наш глубинный народ, наш венценосный и сакральный бывший ордена Ленина, с красным знаменем народ бабушек, которые смахивают слезинки, мечтая, как полетят наши «сарматушки на Соединённые Штатушки». Я утрирую, и очень люблю наших бабушек, но это очень настораживает. Чем архаичнее структура общества, тем больше внутри неё энергии, тем более коллективистской она является. Так что, упрощая, СВО, скорее, сплачивает народ в провинции и, скорее, разобщает в мегаполисах. Но так будет не всегда.

 — Указывают ли рейтинги «Единой России» и результаты последних региональных выборов, что в России формируется двух или даже полутора партийная система? Или движемся к монополии одной партии?

 — Я не думаю, что в ближайшее время нас ждут какие-то серьезные изменения в партийном ландшафте, и даже если они произойдут, сильных потрясений от этого не случится. Сегодня, учитывая реалии, в которых мы живем, партииимеют небольшое влияние на общество. Есть «Единая Россия», сохранившая и даже упрочившая статус «партии тех, у кого власть», есть все остальные, кому дают немного этой власти пощупать. Сегодняшний пароль для входа в публичную политику — безоговорочная поддержка Путина. Далее есть варианты, но не сильно разнообразные – если ты за Путина, то изволь быть и за нас тоже. А если ты за Путина, а нас критикуешь – к тебе автоматически возникают вопросы, может ты контра? Может тебя пора добавить в список иностранных агентов? Вот наша парламентская оппозиция и предпочитает помалкивать, мало ли что… Словно испарились в российской глубинке проблемы роста цен, ЖКХ, плохих дорог, работы общественного транспорта, здравоохранения, инфраструктуры. Откроем рот, и сразу цыкнут – страна в опасности, воюем с фашизмом, с НАТО, а вы тут лодку раскачиваете. Не время, товарищи. Поэтому в этом году «договорняк» доминировал.

 — В этом году умер лидер ЛДПР Владимир Жириновский. В связи с этим стали говорить о скорой смерти и его партии. Произойдёт ли это, если да, то в какие сроки и как это повлияет на партийный ландшафт в России? Придёт ли кто-то на замену ЛДПР?

— Мы в этом году провели десятки, если не сотни фокус-групп в различных регионах. Ностальгия по Жириновскому у людей большая. Но больше похожая на некий финальный реквием. Отдать дань памяти умному человеку, политику, отдать должное успешному политическому стендаперу, который развлекал нас много лет и при этом говорил порой пророческие вещи. Отдать должное и отпустить, хотя помнить Владимира Вольфовича будут долго. Нынешняя ЛДПР сегодня по понятным причинам не та, что была раньше. Безусловно, на инерции ВВЖ еще какое-то время можно будет ехать, но недолго, и это все понимают. Главное, что нет у них сегодня той энергии и того популистского пафоса, который был у него. Нет фигуры, которая способна этот пафос транслировать. Мы видим с их стороны попытки заигрывать с теми, кого сегодня называют «рассерженные патриоты», пока не очень удачные. Вступление в партию Виктора Бута вряд ли компенсирует осадок от неудачной попытки заручиться поддержкой Евгения Викторовича Пригожина. Сам феномен появления этих радикал-патриотов, на самом деле, еще предстоит осмыслить, как ни хотелось бы закрыть глаза на то, что лояльные Президенту и государству люди могут критиковать власть и отдельных ее представителей, местами безжалостно критиковать.

  — Много говорилось в последнее время об объединении КПРФ со «Справедливой Россией – За правду». Реальна ли такая перспектива?

 — Считаю, что если объединение партий и возможно, то это не СРЗП с КПРФ, а СРЗП с ЛДПР. Мне кажется, они сегодня очень близки по «ястребиной» риторике. Наверное, у них есть шанс стать основной системной оппозиционной партией, а коммунистов задвинуть на третье место. И вот будет такая двух с половиной — трёхпартийная система. Мне кажется, Кремль бы вполне устроило, если бы «Единая Россия», вне зависимости от того, что будет с СВО, в ближайшие годы имела 55-60 процентов поддержки на фоне того, что эти двое будут иметь по 15%, а 5% будет уходить «Новым людям», и 5-10% на всех остальных – «Пенсионеры», «Коммунисты России», «Яблоко»,«Родина», «Зелёные». Эта модель больше похожана трёхколёсный велосипед: есть ведущее колесо,и есть два задних, которые всегда катятся в его фарватере. Как ни крути педали – упасть сложно.  

 — А как же партия горожан «Новые люди»?

 — Они, скорее, запасное колесо. На самом деле, все существующие российские партии — партии прошлого. Они все смотрят в прошлое, эксплуатируют повестку прошлого. Даже избиратели «Новых людей», это в основном не молодёжь, а люди среднего возраста, которым просто надоели выборы без выбора, которым много лет говорили выбирать из одних и тех же четырёх партий, ингредиентов одного и того же блюда. Поэтому политтехнологически «Новые люди» — это прекрасный проект для относительно мирного, оставшегося в прошлом 2021 года.

 — Могут ли в целом в следующем году отменить губернаторские выборы в стране? Новости об этом появлялись ещё после начала СВО. При каких условиях это может произойти и как это отразиться на рынке политических услуг в России?

 — Конечно, напрашивается прогноз, что прямые губернаторские выборы отменять не будут, ведь это автоматически станет признанием того, что страна находится де-факто в чрезвычайном положении. К тому же придется менять систему проведения резонансных выборов мэра Москвы, губернатора Московской области и Приморья, гордумы Екатеринбурга. Но ясно, что все будет зависеть от ситуации в зоне боевых действий. Тренд региональной политики сегодня реальный, а не декламируемый, и мы это видим по действиям тех же губернаторов – это живое общение с людьми, внимание к их проблемам, постоянная прямая коммуникация. А выборы как процесс этому безусловно способствуют.

 — Давайте поговорим о вашей профессии. В последнее время говорят о смерти профессии политтехнолога. Есть ли на них по-прежнему спрос или слухи правдивы?

 — Конечно, сначала фактическая отмена прямых выборов губернаторов, потом прямых выборов мэров, потом единый день голосования, потом исчерпание межпартийной конкуренции, исчезновение конкурентных кампаний работали на то, чтобы профессиональных политтехнологов становилось меньше. Сегодня старая формация технологов уходит вслед за архаичными ритуальными выборами. Пока необходимость в них есть: этот ритуал я иногда сравниваю с надоевшей постановкой в одном и том же провинциальном театре: ее должен кто-то ставить, делать декорации, покупать костюмы для артистов, выпускать их на сцену и наполнять зрительный зал. Поскольку другой постановки нет, народ приходится загонять в зал бесплатными билетами или настойчивостью. Вот у нас ежегодная премия РАПК (Российская Ассоциация Политических Консультантов) проходит. Мы награждаем лучших участников, которые реализовали яркие проекты и нововведения в своих кампаниях. Это полезно для рынка политических услуг и в целом политического пиара. И также полезно для политической системы -даже отчасти модернизирует ее, подходы, принципы, инструменты коммуникаций с людьми, которые используют политики. Эти тренды лучше всего понимаются и проверяются в ходе больших кампаний. В них задействуются тысячи людей, создаются электоральные машины, накапливается опыт, подобный тому, какой российские политтехнологи получали еще недавно, когда работали заграницей, где все по-другому, и есть место для фантазии.

— Вы согласны с утверждением, что скоро многие политтехнологи останутся без работы, а их заменят сервисные структуры?

— Вы знаете, в этой профессии тебе и так никто ничего никогда не гарантирует. Как минимум, всегда надо оставаться профессионалом и не лениться. Спрос на наши услуги всё равно останется. Понятно, что сегодня в России государство является основным заказчиком услуг политконсультантов и политтехнологов, которых, на самом деле, надо разделять. Консультанты останутся как минимум потому, что появятся новые направления коммуникации с властью, обществом, друг с другом. Частные эксперты, специалисты разберутся в этом, особенно на первоначальном этапе гораздо быстрее, чем система, которая движется инерционно. Рынок политтехнологий будет сужаться, а консультанты как в статусе фрилансеров-экспертов, так и внутри системы будут востребованы. Всегда будет требоваться консультация по поводу того или иного электорального нововведения, той или иной политической практики, инструмента, законопроекта, и так далее.  

 — А что это могут быть за направления?

— Направлений достаточно много – это и огромный блок работы в интернете, не только социальные сети, но и работа с bigdata, всё, что связано с развитием систем электронного дистанционного голосования, в перспективе колоссальный коммуникационный блок, связанный с распространением WEB 3.0, применений технологий искусственного интеллекта. Нынешние социальные сети создали возможность для дополнительной идентификации себя — в качестве активного потребителя, производителя контента, «батареек» грядущей экономики знаний. Отсюда быстрая эволюция сетевой архитектуры. Сообщества телеграмм-каналов, тесно связанных друг с другом, — тоже отличный пример таких разветвлённых и сложно устроенных «островков» микро и макроинфлюенсеров «инфоматрицы». Интерфейс политики через некоторое время станет бесконечным действом, где любой зритель ежесекундно сможет выразить отношение к действиям актеров. Не забудь нажать на кнопку, поставить лайк, написать комментарий и получить баллы — вот ты и участник прямого электорального процесса. Электронный «микробюллетень» скоро можно будет опускать в электронную «микроурну» хоть каждую секунду. Я не сомневаюсь, что в ближайшие годы мы начнем тестировать технологии в виртуальном пространстве, в том числе и в условиях стремительно приближающегося WEB 3.0. Кстати, оксфордский университет определил «метавселенную» одним из главных слов этого года.  

 — И какое отношение метавселенные имеют к политконсалтингу?

— В перспективе – самое непосредственное. Сегодня это спекулятивный проект глобального бигтеха, рассчитанный на повсеместное распространение в ближайшие 10-15 лет. Посмотрите, как активно инвестируют сегодня в метавселенные по всему миру – Китай, Южная Корея, арабские страны. Если наш бигтех не отстанет, осилит и создаст свои проекты, которые а) Будут обладать технологическим суверенитетом, и б) Станут коммерчески привлекательными для потребителей, там начнут стремительно формироваться социальные связи, отношения, быстро возникнут и предпосылки для общественно-политическойдеятельности, и нужно будет не только регулирование этой деятельности, с чем наши законодатели, несомненно, справятся на отлично. Нужно будет создавать возможности для того, чтобы эта штука полетела, чтобы все мы как страна, и каждый в отдельности получили от этого технологическое преимущество, совершили пресловутый рывок. Но если Россия не выйдет со своим уникальным предложением, то придется не просто следовать правилам, которые пишутся где-то ещё, а буквально жить и думать чужими мыслями, ведь поведенческие паттерны будут жестко контролироваться алгоритмами искусственного интеллекта, будь то дополненная или виртуальная реальность. А ИИ, в свою очередь, будет контролироваться владельцами технологии.  

 — Поговорим про пресловутый «образ будущего». Есть ли сегодня, на ваш взгляд, дискуссия по этому поводу? Или не время?

— Я считаю, что в ближайшие 10-15 лет нас ждут драматические изменения, связанные с качественным ростом проникновения технологий в нашу жизнь. Мы сейчас как бы снова в начале нулевых, и гаджеты и социльные сети на подходе. Но большинство не то, что на 15 лет вперед, в завтра не каждый готов заглянуть — «живем одним днем». Ясно, что государство сегодня больше озабочено формированием общей идеологии для того, чтобы народ не расползался, и это правильно. Статью про пентабазис я прочитал внимательно. Но мало масштабных исследований будущего, не считая прогнозов западных визионеров-техно оптимистов, которых раньше периодически собирал под свою крышу Сбер. Вижу риск, что мы в очередной раз не будем готовы к будущему, как не были готовы и в 80-е годы, когда Горбачев затеял перестройку, как средневековая Русь не была готова и к радиальным петровским реформам, как не были многие готовы к социальным потрясениям 1917 года. Сплошная «мгновенная повестка»: война, санкции, обстрелы, теракты, доллар падает, рубль растет. А оно обрушится внезапно, в один момент. Также, как с интернетом, с соцсетями, с гаджетами оно скоро настанет с искусственным интеллектом, дронами, роботами. Но будущее — это не то, куда мы слепо идем, а то, что мы сейчас создаем. Вслед за социально-экономическими будут меняться и общественно-политические отношения. Те же партии неизбежно будут меняться, если вообще еще будут существовать. Будет принципиально другая повестка, ценности и идеи. Будет совершенно по-другому выглядеть сфера публичной политики. Ее надо пытаться понять уже сейчас, спокойно и рационально осмыслить, без излишнего визионерства и хайпа. Сама меняющаяся конъюнктура человеческих отношений заставит завтра относится серьезней ко многим темам и идеологиям, которые сегодня кажутся утопиями.

 — Поговорим о Санкт-Петербурге. В этом году в нём прошли муниципальные довыборы. В 2023 году планировали, по некоторым источникам, провести досрочные полноценные выборы в местные органы власти. Но не так давно стали появляться новости, что в итоге проведут ещё одни довыборы, а полноценные оставят на 2024 год. Когда же в итоге они могут быть? И изменятся ли в связи с этим сроки губернаторских выборов?

— Вряд ли сегодня кому-то есть особое дело до внутриполитической ситуации в Санкт-Петербурге. Есть всем известный конфликт двух известных акторов петербургской политики. И мне кажется, сформировано неформальное отношение федерального центра к Санкт-Петербургу: не влезай – убьет. Попытка нового структурирования муниципалитетов может создать условия для эскалации этого конфликта, который,в свою очередь, может расшатать и без того не самую устойчивуюситуацию в городе. Для ряда СМИ и телеграм-каналов появится возможность в очередной раз поругать Александра Дмитриевича Беглова за грязные выборы, ведь в Питере делать их чисто толком не умеют. Касаемо выборов губернатора, слышал, что Беглов сам просил передвинуть сроки губернаторских выборов на 2023 год, но мне кажется, что не будут трогать ничего, всё оставят без изменений. Выборы будут в 24 году, а пойдёт на них Беглов или нет сегодня вряд ли кому-то известно.

 — В завершении нашего интервью расскажите несколько слов о себе, вашей компании «Политген». Как прошел этот год для вас?

 — Год был крайне насыщенный. Слава Богу, работы было много, не жалуюсь. И электоральной, и социологической, и консультационно-аналитической. Аналитический центр «Политген» развивается, в этом году взяли номинацию премии РАПК за лучший аналитический доклад, провели много разнообразных исследований для наших клиентов. По-прежнему готовы давать площадку молодым политологам, это наша философия – в этом году сотрудничали с несколькими талантливыми ребятами. Похвастаюсь, некоторые из тех, кому мы давали толчок в прошлом, уже попадают в рейтинги политтехнологов, и выигрывают премии. Конечно, это приятно – радуемся и за ребят, и за себя. Желаю всем нам в новом году чаще настраиваться на философский лад, поменьше тревожиться, сохранять спокойную голову и оптимизм. Как говорил Сенека: «Величайший изъян жизни — вечная ее незавершенность из-за нашей привычки откладывать со дня на день». Поэтому желаю всем, несмотря на тяжелые времена, реализации всех намеченных планов, задумок и идей в 2023 году.

Печать