Калачев: админресурс и «гонка за цифрами»

На минувшей неделе политолог Валерий Соловей взял интервью у главы «Политической экспертной группы» Константина Калачева. Политтехнолог поделился с интервьюером своими взглядами на систему организации выборов в России.


Политтехнологии и «управляемая демократия»

- Константин, расскажите, пожалуйста, что такое политические технологии? У людей существует достаточно странное представление о политтехнологиях. У меня есть ощущение, что под политтехнологиями у нас понимают преимущественно административное давление.

Вы правы, под этим термином, как правило, понимают административное давление либо инструменты манипуляции. В целом, термин «политтехнолог» используется только в России. Есть политические стратеги, политконсультанты, но политтехнологи – это чисто российская «история». Почему? Потому что наши выборы обладают спецификой. И все политтехнологии, используемые сейчас, в основном сводятся к использованию административного ресурса.

- Сейчас – это с какого времени?

Сейчас – это начиная с того момента, когда представители власти забыли про легитимность и конкурентность, решили, что цель оправдывает средства, что можно использовать любые инструменты ради обеспечения нужного результата. Сейчас – это когда основные интересанты, отбросив все приличия, решили, что легитимность результатов не важна.

- Важна сама цель?

Да, и я думаю, что последние два – три года у нас ситуация с организацией выборов становится все более печальной. Отчасти это связано с историей 2014 г. До этого момента мы смотрели на Запад, хотели ему понравиться, показать, что у нас проводят выборы «как у всех». Слово «легитимность» было очень популярным. Сейчас мы находимся в этом отношении где-то между Европой и Туркменистаном. У нас используются элементы инструментария, характерные для обоих полюсов этого политического спектра. Есть методы, присущие скорее электоральной культуре Европы, есть инструменты, свойственные скорее политической системе Туркменистана. Например, есть так называемые «электорально управляемые регионы», где результат выборов известен заранее. К ним относится, например, Кемеровская область. Не хочу касаться темы Северного Кавказа: там проходят априори «управляемые» выборы. Здесь уместнее вести речь о регионах, заметно отличающихся от соседей. Есть свободолюбивый Новосибирск, есть Иркутск, и оба этих примера разительно отличаются от ситуации в Кемерово. Мы страна очень многообразная, и то, что можно в ЦФО, недопустимо в ЮФО. То, что приемлемо в ПФО, невозможно на Дальнем Востоке. У нас самые «критичные» в электоральном плане округа это Северо-Запад, Дальний Восток, Урал и Сибирь. В Поволжье, на Юге, на Северном Кавказе все абсолютно управляемо. Одни и те же истории воспринимаются по-разному в зависимости от региона. Фальсификация выборов где-нибудь в Архангельске или Мурманске вызывает реакцию в стиле «стыдобища», «ужас какой» и т.д. А где-то результат будет соответствовать цифрам, которые спустили сверху.

- Спустили сверху, наверное, имеется под этим ввиду указания администрации президента?

Не совсем так. Руководители администрации президента не настолько глупы, чтобы напрямую диктовать. Им хорошо известны реальные возможности регионов, и они предлагают властям субъектов федерации использовать их по максимуму. Я к администрации президента в этом плане не имею претензий. Поймите правильно. Каждый региональный начальник хочет показать высокий уровень управляемости своей территории. Его пребывание в кресле руководителя зависит от того, как проходят выборы. Любые результаты, которые можно трактовать как признак потери управляемости, работают против него. Я приведу конкретный пример (не буду называть регион). Как-то мне пришлось заниматься кампанией одного губернатора. Мне передали через АП, что хорошо было бы все-таки получить голосов меньше, чем было отдано за действующего главу государства на прошлых выборах, процентов на 10 – 15. На что я ответил, что, если ничего не делать, результат будет «как у президента». Если делать хотя бы что-то, результат будет выше. Просто такова специфика региона. Решив, что я не нужен, я уехал отдыхать с детьми, вместо меня остался другой человек. Вечером он звонит мне, радостно сообщая: «Мы получаем 80%». Я ему отвечаю: «Ты что, с ума сошел? Какие 80%?» Потом смотрю, результат упал на 1,5%. Москве такие фантастические результаты, может быть, даже не нужны. Но они необходимы в силу уродливости нашего федерализма. На самом деле мы – унитарное государство. Высокие результаты на выборах нужны начальникам, чтобы показать центру: они надежны, они держат все под контролем и могут выдать любой результат на выборах любого уровня. А для Москвы это очень важно, потому что могут случиться федеральные выборы, в ходе которых вдруг что-то «поплывет». Поэтому лучше иметь на месте губернатора человека, который способен решать такие вопросы.

- Скажите, с вашей точки зрения, возможны ли сейчас выборы с непредсказуемым результатом, реально конкурентные выборы? Мы помним знаменитую кампанию 1996 г. Возможна ли ситуация, при которой федеральный центр неожиданно для себя поймет, что «почва уходит из-под ног»?

У нас перед глазами есть пример Белоруссии. Что говорят мои коллеги по поводу Лукашенко: зачем он «нарисовал» себе такой результат? Если бы он приписал себе 60 – 65%, то все бы успокоились.

- Вы считаете, что все бы успокоилось?

Я не уверен, потому что от него действительно устали. Но проблема заключается в том, что, когда начинается гонка за цифрами, когда мы должны показать определенный результат, возникает особая ситуация. Условно, я губернатор и у меня есть определенная электоральная история, я знаю, как голосовали год назад, 4 года назад…

- …и экстраполирую?

…и экстраполирую. Это, во-первых. Во-вторых, я хочу показать прирост голосов за мою кандидатуру. Ты поневоле становишься заложником этой истории. Это можно сравнить с гонкой за перевыполнение плана в Советском Союзе. Лучше в план заложить результаты пониже, чтобы его перевыполнить и получить премию. Выполняя план, ты поднимаешь для себя планку, ставишь новые задачи. Условно, четыре года назад «Единая Россия» получила на выборах 70%. В прошлом году рейтинги показывали, что поддержка партии упала. А в этом году ее рейтинг еще ниже, чем в предыдущем. Я начинаю думать о том, что будет, если она наберет не 70%, а 50%. Скажут, что я ослаб? Что я не справляюсь? Что меня нужно заменить? Поэтому я стараюсь сделать 60%, а лучше 70% или 71%. История, связанная с оценкой работы руководителя на основании электоральных результатов, делает его заложником ситуации. Ему приходится не просто выстраивать электоральную машину, а делать все, чтобы добиться нужного результата любым путем. И если, не дай Бог, тебя поймают за руку, то виноват будешь ты.

- А если ты объективно не можешь обеспечить нужный результат, то тоже будешь виноват?

Да, виноват, потому что никто же не может сказать, что, на самом деле, проблема в федеральной повестке, что рейтинг партии упал. Это проблема. И если, не дай Бог, рейтинги президента и «Единой России» просели, то все главы районов должны уйти в отставку, а губернатора нужно поменять. Тогда включается такая веселая тема, как реализация запроса на обновление. Мы присылаем нового человека, который формирует у жителей новые надежды, новый образ будущего, ожидания, что теперь все будет хорошо. Этот механизм может работать примерно полгода – год.



Тяжела ты, доля губернатора

- То есть обновление губернаторского корпуса, которое мы с вами наблюдали, связанно с этим мотивом – создать впечатление новизны, потому что люди готовы купиться на «новенького»?

Совершенно верно. Это связано с подготовкой к выборам и желанием продемонстрировать то, что в стране есть перемены. Хотя бы на региональном уровне за счет обновления лиц и элит. Но есть серьезная проблема для власти. С одной стороны, появление нового лица и связанные с ним ожидания влияют на социальное самочувствие, поднимая рейтинг власти, с другой – новый глава региона может не контролировать «старую систему». Не только чиновников, но и избирательные комиссии. Это отдельная история. Давайте вспомним, что, когда в России вернули прямые выборы губернаторов, пришлось «снести» примерно треть губернаторского корпуса. Почему? По причине их принципиальной неизбираемости. Это показало, что система назначений не работает. Люди приезжали как вахтовики, как командировочные, выжимали все, что можно, из региона, и уезжали (или их меняли). Сейчас мы имеем неполноценную систему, поскольку главы регионов фактически и не избираются, и не назначаются. Несчастные губернаторы в большей степени ориентированы на интересы Кремля, чем на интересы своих избирателей. Почему «медовый» период такой короткий (он длится полгода – год)? Сейчас мы можем наблюдать это на примере губернатора Камчатки. Он молодой технократ. Предыдущий губернатор, может быть, звезд с неба не хватал, но, например, для него проблемы рыбаков были важнее, чем все остальные. А сейчас встанет, например, вопрос развития нефтяных, газовых проектов на шельфе (или угольных). Человека прислал один из федеральных игроков. У федеральных игроков имеется задача создать там успешный бизнес. Успешный бизнес, скорее всего, будет рекрутировать работников не на Камчатке. Зачем вам нужны «сложные» местные кадры, когда можно завести узбеков, киргизов или кого-то еще. А потом возникнут, как и в случае с Находкой, проблемы экологии. Когда через Находку пошла перевалка угля, мои родственники начали задыхаться. Я боюсь, что на Камчатке мы будем наблюдать такую же историю. Через год, через два выяснится, что проекты развития несут в себе не только плюсы, но и издержки. На самом деле главный вопрос к губернатору – это «ты чьих, холоп, будешь»?

- Это универсальный вопрос, он встает в любом регионе, куда приходят губернаторы-технократы?

Это универсальный вопрос. Есть ситуации, когда лоббистские группы не могут быстро решить вопрос о продвижении на пост главы региона своего человека. Например, «задвинули» губернатора Белгородской области, назначили исполняющего обязанности, но вопрос по-прежнему обсуждается, потому что область – «лакомый кусочек», и кто его знает, как все сложится.

- История с Фургалом того же ряда?

Безусловно, все упирается в один «маленький заводик». Политика в этом решении присутствовала тогда, когда президенту объясняли, чем губернатор плох.

- То есть политика сработала как триггер?

Да, есть интерес – есть подача. Президенту не интересен этот завод. Поэтому ему сказали, что губернатор не вполне благонадежен, не вполне лоялен. Мол, Хабаровский край идет не в ногу. Но в реальности история, скорее всего, связана с тем, что этот заводик будет очень интересен, если будут строить мост на Сахалин. И, если бы Фургал хотел остаться на свободе, этот заводик нужно было быстро передать в руки заинтересованных лиц.

Печать