Спасательный круг либерализации: Казахстан меняет конституцию

Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – о первом за 27 лет референдуме по внесению поправок в конституцию Казахстана.

Вынесенный на голосование пакет реформ включает в себя целый ряд принципиальных изменений в системе политического управления. В случае успеха референдума суперпрезидентская республика будет упразднена. Ее сменит президентская республика с сильным парламентом. На период пребывания в должности президент, аким (губернатор или мэр) будет лишен права состоять в какой-либо политической партии. Глава государства больше не сможет отменять распоряжения акимов областей и крупных городов. Назначение президентом акимов областей будет требовать поддержки областного собрания. Будет закрыт доступ на государственные должности для близких родственников президента. Главы крупных городов и столицы будут избираться гражданами из числа кандидатов, утвержденных президентом. В республике будет воссоздан Конституционный суд. Мажилис – нижняя палата парламента – будет формироваться по смешанному принципу. Доля мандатов, замещаемых по итогам голосования по спискам, сократиться до 70%. Количество назначаемых президентом сенаторов сократится с 15 до 10. Равным образом уменьшится объем полномочий верхней палаты. В республике появятся три новых области.

Согласно данным опроса проекта «Социум», почти 76% казахстанцев поддерживают поправки в основной закон.

Изменения в конституцию также поддержали партии «Аманат», «Ак Жол» и «Народная партия Казахстана» (контролируют 98 из 107 мест в Мажилисе).

Однако необходимо понимать, что как само решение о масштабной демократизации политической системы республики, так и ее поддержка элитами и населением обусловлены весьма непростыми обстоятельствами.

Удавка противоречий

Причины конституционной реформы в Казахстане лежат на поверхности. Уровень социального недовольства в республике к началу этого года достиг критических показателей. Один лишь переход к рыночным принципам ценообразования на сжиженный газ спровоцировал крупномасштабные протесты на всей территории Казахстана, которые вполне могли завершиться государственным переворотом. Даже если предположить, что к происходившему были причастны некие элитные группы, вполне очевидно, что организаторам и бенефициарам протестов не удалось бы вовлечь в массовые беспорядки широкие массы в отсутствие высокого градуса неприязни к действующей власти. Которая проистекала не только из чисто экономических предпосылок.

Казахстанским элитам длительное время удавалось отвлекать внимание от социальных проблем за счет использования «национальной карты». Однако этот ресурс также превратился в источник новых проблем. Стремясь увеличить представительство титульной нации в структуре населения, власти активно призывали переезжать на родину предков этнических казахов из Монголии, Китая и иных государств. Однако переселенцы, чаще всего именуемые «орламанами» (репатриантами) или «кандасами» (соотечественниками), не получали ожидаемой помощи от государства. Как результат, многие из них со временем превратились в «казахов второго сорта», чему способствовали языковые и бытовые отличия.

Негативные эффекты национальной политики усиливала архаизация общественных отношений, характерная для большей части постсоветского пространства. Так, начались попытки реанимировать жузовую систему. Новые элиты фактически пытались легитимировать свое положение за счет обращения к традиционным институтам. Однако это лишь усугубило проблемы, порождаемые диспропорциями в развитии конкретных территорий республики. Запад Казахстана приносит львиную долю нефтегазовых доходов в бюджет государства. И в то же время эти районы являются одновременно и наименее развитыми экономически. Соответствуя при этом исторической территории Младшего Жуза. В итоге жители западных областей восприняли претензии элит на принадлежность к племенам Старшего Жуза вполне однозначно. С не меньшим «энтузиазмом» были встречены и попытки некоторых представителей истеблишмента претендовать на статус «торе» (потомков самого Чингисхана) и «ходжа» (отпрысков семейств первых арабских миссионеров, принесших ислам в степи Казахстана).

С одной стороны, в рамках государственной политики идентичности насаждался своеобразный «культ кочевника». С другой стороны, население в массовом порядке устремилось в крупные города. При этом переселенцы старались сохранить привычный для них жизненный уклад, чему способствовала поддержка государством местной вариации «традиционных ценностей». Это раздражало коренное население городов, в скором времени получившее наименование «шал-казахов» («асфальтовых казахов»).

Положение дел усугубляло то, что «новые горожане» воспроизводили сельскую модель демографического поведения. Как и призывали их борцы за традиционные ценности, переселенцы из аулов стремились к многодетности.

И в то же время как вездесущая реклама, так и специфика традиционной культуры мотивировали их все больше потреблять. Приобретение материальных ценностей, как и в прочих постсоветских государствах, превратилось в способ позиционирования своего социального статуса.

Сочетание сельской демографической модели с ростом значимости личного потребления закономерно привело лишь к обострению социально-экономических противоречий в казахстанском обществе.

Все это закономерно формировало запрос на обновление существующей модели развития. По данным проекта «Социум», на текущий момент 87,5% граждан республики в той или иной степени хотят перемен в жизни страны.

Однако выбранная Нурсултаном Назарбаевым модель передачи власти оказалась непригодной для «перезапуска» политической системы.

Кризис транзита

Казахстанская модель политического транзита провалилась по причине того, что Назарбаев не только сохранил в своих руках значительный объем власти, но и сохранил большинство ключевых позиций в политике и экономике за членами собственной семьи. Возможно, ранее это обстоятельство не сыграло бы особой роли. Но бывший президент постепенно утрачивал контроль за представителями своего «клана», которые позволили себе практически открыто конфликтовать с новым главой государства Касым-Жомартом Токаевым. Старшая дочь экс-президента Дарига превратилась в альтернативного преемника, и это сделало конфронтацию двух групп элит неизбежной.

Конституционная реформа является частью процесса борьбы «назарбаевских» и «токаевских». Неслучайно ее анонсирование совпало по времени с моментом начала «избиения членов клана Назарбаева». Племянник бывшего президента Кайрат Сатыбалды был арестован. Его бывшую жену Гульмиру Сатыбалды обвиняют в хищении государственных средств и рейдерстве. Под стражей находится бизнесмен Кайрат Боранбаев - сват Дариги Назарбаевой (его дочь Алима была замужем за внуком первого президента Айсултаном). Сама старшая дочь бывшего президента (в которой многие видели его преемника) сложила депутатские полномочия. Самат Абиш - племянник Назарбаева - был снят с поста заместителя председателя Комитета национальной безопасности. Своих должностей лишились и два зятя бывшего главы государства. Димаш Досанов ушел с поста председателя правления «КазТрансОйл», а Кайрата Шарипбаева утратил позицию главы «QazaqGaz». Миллиардер Тимур Кулибаев - еще один зять Назарбаева - покинул пост главы Национальной палаты предпринимателей «Атамекен».

Сам Елбасы находится в достаточно комфортных условиях. Очевидно, что ему предоставили определенные гарантии безопасности и сохранения текущего статуса (соответствующие поправки исключили из закона о референдуме в начале мая). В обмен на это Назарбаев мне только поддержал обновление основного закона, но и фактически одобрил «зачистку» представителей своего окружения во властных кругах.

Угроза на горизонте

Череда отставок и арестов не только нейтрализовала «клан Назарбаева» (который некоторые эксперты подозревают в организации январских беспорядков с целью госпереворота), но и позволила снизить уровень социального недовольства.

Однако сама по себе ротация высших слоев элиты по итогам «январского восстания» не может устранить первопричин конфликта, всколыхнувшего общество Казахстана. Новый президент в принципе не может решить стоящие перед ним задачи в рамках прежней системы организации власти. Она была выстроена персонально под Нурсултана Назарбаева и в последние годы трансформировалась весьма специфически. Ее меняли не для того, чтобы повысить эффективность системы госуправления. Главной целью было обеспечить сохранность власти в руках семьи экс-президента. И потому созданная экс-президентом модель в принципе мало пригодна для решения задач развития.

Положение элит Казахстана усугубляет появление источника внешних рисков. Движение «Талибан» (запрещено в России) уже самим фактом установления своей власти над Афганистаном влияет на ситуацию в Таджикистане и Туркмении. В случае превращения этих республик в «зону джихада» Казахстан автоматически столкнется с целым рядом серьезных угроз. При этом не стоит забывать, что радикальные исламисты охотно используют для вербовки сторонников лозунги именно социального популизма (достаточно вспомнить знаменитое «Мы не будем жить в унижении»).

Именно осознание высоких рисков во многом обусловило сравнительно мягкую политику властей в отношении участников январских беспорядков: в суды были направлены дела в отношении только 489 лиц, лишь 331 человек был осужден, а реальное лишение свободы назначили только 23 «бунтовщикам».

Как минимум перезапуск политической модели Казахстана позволит распределить ответственность за ситуацию в стране между разными группами элит и канализировать социальное недовольство в легальное русло. Что обеспечит республике стабильность хотя бы в среднесрочной перспективе, пусть и в формате «соревновательного авторитаризма». В лучшем случае конституционная реформа может привести к началу обретения публичными политическими силами (сейчас носящими во многом декоративный характер) полноценной политической субъектности.

При этом оба сценария гарантируют для казахстанских элит обретение главного ресурса – столь необходимого им времени для проведения реформ. В отсутствие которых раздираемая социальными противоречиями республика может столкнуться с угрозой появления вооруженных отрядов радикальных исламистов на своих южных границах.