«Капкан Сухомлинова»: история самообмана

Портал «Выбор народа» продолжает серию заметок с историческими параллелями между спецоперацией и вооруженными конфликтами прошлого.

В процессе обсуждения достижений, проблем и перспектив спецоперации на Украине российские публицисты активно используют отсылки к военной истории, затрагивая преимущественно опыт императорской России. При этом многие из них придерживаются мнения, что победа России является фактически предопределенной. Однако как раз опыт прошлого убеждает нас в том, что триумфы империи Романовых были предопределены не культурным кодом, патриотизмом населения или его приверженностью определенным ценностям. Победа всегда представляла собой результат колоссальной организационной работы в сфере военного строительства и развития экономики. Примером того, к чему приводили ошибки и просчеты в этих областях, может служить Первая мировая война. Опыт которой всегда необходимо учитывать, поскольку история не учит, а наказывает за незнание уроков прошлого.

Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – о значении опыта Первой мировой войны с точки зрения позиционирования спецоперации.



«…готова к войне»

Накануне начала Первой мировой войны (а именно 27 февраля 1914 г.) в газете «Биржевые ведомости» вышла статья с громким названием «Россия хочет мира, но готова к войне». Она была напечатана от имени анонима. Но всем было прекрасно известно, что автор этого опуса – глава оборонного ведомства Сухомлинов. В чем уверял читателя этот достойный муж? Обратимся к первоисточнику. «…Россия, по воле своего верховного вождя поднявшая боевую мощь армии, не думает о войне, но готова ко всяким случайностям. С гордостью мы можем сказать, что для России прошли времена угроз извне. России не страшны никакие окрики. Русское общественное мнение, с благоразумным спокойствием отнесшееся к поднятому за последние дни за границей воинственному шуму, было право: у нас нет причин волноваться. Россия готова! …Всем известно, что на случай войны наш план носил обыкновенно оборонительный характер. За границей, однако, и теперь знают, что идея обороны отложена и русская армия будет активной. Русская полевая артиллерия снабжена прекрасными орудиями, не только не уступающими образцовым французским и немецким орудиям, но во многих отношениях их превосходящими. Осадная артиллерия сорганизована иначе, чем прежде, и имеется при каждой крупной боевой единице. Уроки прошлого не прошли даром. В будущих боях русской артиллерии никогда не придется жаловаться на недостаток снарядов. Артиллерия снабжена и большим комплектом, и обеспечена правильно организованным подвозом снарядов. Техника военного инженерного дела за последнее время сильно развилась, и кто же не знает, что военно-автомобильная часть поставлена в России весьма высоко. Военный телеграф стал достоянием всех родов оружия. У самой маленькой части есть телефонная связь. Русская армия в изобилии снабжена прожекторами. Офицеры и солдаты показали себя мастерами в железнодорожном деле и могут обойтись без обычного железнодорожного персонала. Не забыто и воздухоплавание. В русской армии, как и в большинстве европейских, наибольшее значение придается аэропланам ... Тип аэропланов еще окончательно не решен, но кто же не знает о великолепных результатах аппаратов Сикорского, этих воздушных дредноутов русской армии! Это именно дредноуты, а не маленькие разведчики. Русская армия — мы имеем право на это надеяться — явится, если бы обстоятельства к этому привели, не только громадной, но и хорошо обученной, хорошо вооруженной, снабженной всем, что дала новая техника военного дела. Русская армия, бывшая всегда победоносной, воевавшая обыкновенно на чужой территории, совершенно забудет понятие «оборона», которое так упорно прививали ей в течение предпоследнего периода нашей государственной жизни. Русская армия …является первой в мире и по количественному составу кавалерии, и с пополненной материальной частью. …Россия в полном единении со своим верховным вождем хочет мира, но она готова...».

Бумаги и овраги

Этот текст вызывал горькие усмешки у людей, осведомленных еще до начала войны. Потому что им было прекрасно известно, что еще в январе 1914 г. военные обратились в Государственную Думу с законопроектом о введении в империи автомобильной повинности, поскольку армия не располагала достаточным для ее нужд количеством автотранспорта (к данной мере в итоге прибегли в июле того же года, изъяв у населения 4 тыс. машин).

Экспертам также было хорошо известно, что Россия не обладала технологиями производства электротехнического оборудования, а сырье для его выпуска получала преимущественно из Германии. Аналогичным образом обстояли дела и в химической промышленности.

Стрелковое оружие в стране выпускали лишь три оружейных завода - Тульский, Ижевский и Сестрорецкий. Их совокупная мощность достигала 525 тыс. винтовок в год. Вполне естественно, что после того, как летом численность армии превысила 5 млн. человек, войска оказались на грани дефицита стрелкового оружия. К декабрю 1915 г. в армию призвали еще 6,3 млн человек. И для их вооружения на складах нашлось лишь 1,5 млн винтовок. В итоге пополнения пребывали в войска не только необученными, но и безоружными.

Со снарядами для артиллерии все обстояло еще хуже. К началу войны российский «бог войны» располагал запасами в размере 6,5 млн выстрелов (фактически имелось от 800 до 1000 снарядов на пушку при норме в 3 тыс. выстрелов на орудие в германской армии). К концу 1914 г. из них было израсходовано 2,5 млн. Однако оставшиеся снаряды по большей части хранились в разобранном виде в местных парках, и только их сборка и транспортировка должна была занять от 8 до 12 месяцев. Ситуацию усугубляло то, что немцы изначально имели подавляющее превосходство в сегменте тяжелой полевой артиллерии.

Результаты возникшего «снарядного голода» ярко описаны в мемуарах Деникина: «Эта весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Тяжелые кровопролитные бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии... Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их... И молчание моих батарей... Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой... штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели, ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти уничтожены одним огнем... И когда после трехдневного молчания нашей шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с облегчением».

Проблемы наблюдались и в части производства самолетов. В 1914 – 1915 гг. в России был произведен 851 аэроплан, в то время как зарубежом были заказаны 1970 самолетов. С учетом того, что ежемесячная убыль летательных аппаратов составляла 37 %, о господстве или паритете в воздухе России оставалось только мечтать.

В последующем ситуация в воздухе принципиально не менялась. К моменту начала революционных потрясений в 1917 г. Россия имела около 1,9 тыс. самолетов против 19,6 тыс. у Германии. Союзники тоже заметно обошли империю Романовых по этому показателю: 14,9 тыс. аэропланов имелось у Франции, 14,8 тыс. – у Британии, 3,8 тыс. – у Италии.

Серьезные проблемы имели место и в плане подготовки войск. Показателен пример 3-го Сибирского армейского корпуса. Весной 1914 г. командование в ходе внезапных проверок в войсках выясняло, могут ли солдаты ответить на вопрос, «что такое знамя, какие изображения на нем и что они означают». Равным образом в ходе инспекции выясняли, «сноровисто» ли осуществляются расчет и выравнивание рот, не слишком ли вяло производится ружейный прием на руку, выбрасывают ли нижние чины задней шеренги штыки вверх в свой промежуток, правильно ли у них при этом поставлены ноги и, наконец, как солдаты принимают стойку. В последнем случае военнослужащие, как отмечалось в документах, должны были «отваливаться назад и правильно провожать глазами командование». Востребованность этих бесценных навыков в боевых условиях можно не комментировать. Примечательно и другое: один нижний чин, как указано в отчетах, честно признался командованию, что начальник может поставить его на колени и высечь.

При этом России в 1915 г. еще во многом повезло. На Восточном фронте были задействованы только 56% германских дивизий, а массовое использование танков и тяжелых бомбардировщиков еще не стало привычным элементом общевойсковых операций. В результате Россия утратила в 1915 г. лишь Польшу (один из самых промышленно развитых регионов империи), недавно завоеванную Галицию, Литву, Курляндию и Западную Белоруссию.

«Генерал от поражений»

Ответственность за трагедию поражений Первой мировой современники вполне обоснованно возлагали лично на главу оборонного ведомства Сухомлинова.

Брусилов писал о нем: «…считаю его человеком, несомненно, умным, быстро соображающим и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным успехом своих действий и распоряжений. Будучи человеком очень ловким, он, чуждый придворной среде, изворачивался, чтобы удержаться, и лавировал для сохранения собственного благополучия».

Привычку министра «втирать очки» независимо от ситуации упоминал и Деникин: «…уже к октябрю 1914 года иссякли запасы для вооружения пополнений, которые мы стали получать на фронте сначала вооруженными на 1/10, потом и вовсе без ружей. Главнокомандующий Юго-западным фронтом телеграфировал в Ставку: "источники пополнения боевых припасов иссякли совершенно. При отсутствии пополнения придется прекратить бой и выводить войска в самых тяжелых условиях "... А в то же время (конец сентября) на вопрос Жофра "достаточно ли снабжена российская императорская армия артиллерийским снаряжением для беспрепятственного продолжения военных действий", военный министр Сухомлинов отвечал: "настоящее положение вещей относительно снаряжения российской армии не внушает серьезного опасения"... Иностранных заказов не делалось; от японских и американских ружей, "для избежания неудобств от разнообразия калибров", отказывались».

Еще менее лестную оценку министру давал французский посол Палеолог: «Шестьдесят шесть лет от роду; под башмаком у довольно красивой жены, которая на тридцать два года моложе его; умный, ловкий, хитрый; рабски почтительный перед императором; друг Распутина; окруженный негодяями, которые служат ему посредниками для его интриг и уловок; утративший привычку к работе и сберегающий все свои силы для супружеских утех».

Генерал Епанчин отразил в своих мемуарах следующий эпизод из службы Сухомлинова на посту главы Киевского военного округа: «…начался церемониальный марш. Когда прошёл первый полк, генерал Сухомлинов с особым оживлением, скажу даже с беспокойством, обратился ко мне.

– А это что? Что это такое, что это? – говорил он мне, указывая на пулемётную команду, шедшую за полком...

– Это пулемёты, – рискуя получить в ответ, что это он и без меня знает. Но его ответ был совсем другой: «Вот они какие, в первый раз их вижу».

Николай Головин отмечал, что «невежественность генерала Сухомлинова сочеталась с поразительным легкомыслием. Эти два недостатка позволяли ему удивительно спокойно относиться к сложнейшим вопросам организации военной мощи. У не понимающих всю сложность современного военного дела людей создавалось ложное впечатление, что Сухомлинов быстро разбирается в деле и очень решителен. Между тем он просто уподоблялся человеку, который, гуляя около пропасти, не видит её».

Стоит упомянуть, что именно благодаря этим качествам Сухомлинов едва не втянул Россию в мировую войну на два года раньше положенного срока. Как вспоминал министр финансов Коковцов, тогда реакция Австро-Венгрии на начало Балканской войны всерьез рассматривалась политическим руководством как повод для объявления всеобщей мобилизации. Коковцов склонял монарха к отказу от столь рискованного шага, в ответ на что Сухомлинов заявил: «Все равно войны нам не миновать, и нам выгоднее начать её раньше… Государь и я, мы верим в армию и знаем, что из войны произойдет только одно хорошее для нас».

Все это дает основание вслед за Деникиным повторить вопрос: «Как мог продержаться у власти в течение 6 лет этот человек, действия и бездействие которого вели неуклонно и методично ко вреду государства?!»

Ответ на него достаточно прост: Сухомлинов был хорошо знаком с членами монаршей фамилии, самим императором и его супругой. Он преподавал тактику и военную историю великим князьям Петру Николаевичу и Сергею Михайловичу. Командуя войсками Киевского округа, он регулярно встречался и с самим монархом, и с вдовствующей императрицей Марией Федоровной. В итоге между генералом и членами императорской фамилии сложились доверительные отношения. Наглядным проявлением этого стало, например, то, что Николай II лично обратился к Синоду с просьбой дать развод любовнице Сухомлинова с ее первым мужем. После начала следствия в отношении Сухомлинова в 1916 г. император несколько раз лично пытался «замять дело», и только позиция руководства министерства юстиции (пытавшихся «спасти монархию от монарха») позволила предотвратить это.

Сухомлинов также хорошо умел оценивать характер своих собеседников и оценивать их реакцию даже по малозначимым изменениям в мимике и т.д. Благодаря этому венценосные собеседники слышали от генерала только то, что соответствовало их настроению, интересам и склонностям.

Что интересно, в сентябре суд, организованный Временным правительством, признал Сухомлинова виновным в девяти из десяти предъявленных ему обвинений, в том числе в государственной измене, в бездействии и превышении власти и в подлогах. Супруга экс-министра, проходившая по делу в качестве соучастника, была оправдана, поскольку лишь тратила деньги, полученные мужем. Генерала приговорили к бессрочной каторге, но уже в мае 1918 г. большевики амнистировали его в связи с достижением возраста 70 лет.

Что Россия получила в итоге вместо «гарантированной победы», обещанной Сухомлиновым, прекрасно известно. Именно поэтому ни в коем случае нельзя с пренебрежением относиться к тем вызовам, которые поставила спецоперация перед Вооруженными Силами, и рассчитывать на скорую победу только лишь потому, что «мы русские, какой восторг».
Печать