Мир поразила пандемия коронавируса и решительности

Без пандемии коронавируса главное событие 2020 года выглядело бы не так ярко и пугающе отчетливо, и никто не знает, что может оказаться аналогом COVID уже в 2021 году: всеобщий радикализм, предпочтение простых, понятных и необратимых решений всему, что кажется слишком сложным, в состоянии сделать новым «вирусом» любую идею. Остается надеяться, что отрезвление от всеобщего энтузиазма пройдет быстро: аффект никому не помог победить пандемию, бесполезной окажется и любая попытка решить глобальные проблемы, потратив пару часов в Twitter на их исследование.

На событие года при наличии первой крупной за сто лет пандемии никакое другое событие 2020 года претендовать действительно не в состоянии. Продолжающаяся всемирная вспышка COVID-19, возможно, не завершится и в 2021 году, но важность этого уже вряд ли стоит переоценивать: даже в наиболее пострадавших от коронавируса регионах мира (Европа и Россия входят в этот список) «жатва смерти» увеличила смертность в сравнении со стандартными цифрами предельно на треть. Цифры зафиксированных заболевших за год — около 81 млн, то есть, даже если предположить, что официальная статистика заметила только 20% заболевших, это 5–6% населения планеты. Экономические потери от заболеваемости, смертей и расходов на лечение макроэкономически значимы, но сами по себе вряд ли превышают 1% мирового ВВП. Безусловно, это много опаснее, чем сезонные эпидемии гриппа (сотни тысяч смертей в год против 2 млн «коронавирусных» умерших в 2020 году), но не вселенская катастрофа, несмотря на то как ее воспринимают.

Вернее, то, как воспринимают меры по борьбе с COVID-19,— и дело здесь даже не в самих мерах, а в восприятии: коронавирусная эпидемия идеально резонировала и с состоянием общественных настроений в 2020 году, и с тем, с какой решительностью они формулировались и принимались. Эпизодически такие реакции проявлялись тут и там и до начала 2020 года, пока наконец COVID-19 не сделал их новой общественной нормой, сформировавшейся на наших глазах.

Коротко эту норму можно сформулировать так: «любую проблему нужно решать, объединившись с единомышленниками, максимально быстро, предельно энергично и не теряя времени на дискуссии».

Поэтому, если распространение заболевания предположительно происходит через аэропорты, вы немедленно прекращаете авиасообщение с миром. Или, напротив, отказываетесь от любого ограничения авиасообщения, делая вид, что никакого коронавируса не существует. Половинчатые, осторожные, промежуточные решения неприемлемы: тот, кто предлагает посчитать и подумать, просто не проявляет необходимых в XXI веке лидерских качеств и должен быть без промедления выброшен из процесса принятия решений. Он слаб.

Но, позвольте, разве все это про COVID-19? То же самое еще в 2019 году говорила юная шведская школьница Грета Тунберг, требуя от ООН немедля и любой ценой остановить глобальное потепление. И именно любой ценой в ноябре 2020 года Демократическая партия США должна была победить ненавистного Дональда Трампа — и победила. А тот, кажется, размышлял, не остановить ли ему любой ценой вопиющий заговор против демократии в США, лишивший его второго президентского срока, но в итоге оказался старомоден, слабоволен и линии «никогда не сдавайся» не выдержал. И именно поэтому в 2020 году мир, в большинстве своем с огромным воодушевлением наблюдавший распространение феминистических идей, обсуждал в основном радикальную ветвь феминизма. А все нерадикальное в 2020 году стремительно теряло капитализацию и интерес в глазах публики.

Под натиском этой искренности в идеале должны пасть все барьеры, ограничивавшие ранее в обществе любое суждение и этим создававшие рамки, отделяющие осмысленное от эмоционально убедительного.

Все автомобили должны быть электрическими. Все космические полеты будут осуществляться частными компаниями. Левому лучше быть радикальным марксистом и даже маоистом, правому — сразу сторонником Гитлера или, на худой конец, Сталина. Кинофильм без десяти трупов не будут смотреть даже младшие школьники. А если вы спасаете экономику от последствий локдаунов (желательно также по образцу Уханя, хотя вне КНР людям сложно запретить выходить из дома совсем, но многие пытались),— бюджетный стимул должен быть сопоставим в процентах ВВП с расходами державы во Второй мировой войне. Правительство, которое будет заподозрено в скупости, подвергнется всеобщему остракизму экономистов в свободной печати: 20% ВВП, 30% ВВП, кто больше? Триллион — просто цифра, не время рассуждать, кто заплатит за спасенные человеческие жизни и чем заплатит (может, и другими жизнями, потом мы их тоже спасем),— на дворе 2020 год, время действовать! Ведь мы долго к этому шли: Brexit, спасение Греции от капиталистов Германии, годы поисков себя на Гоа и просмотра сериалов, превращение Берлина в мировую столицу социализма, сожженные автомобили в пригородах Парижа, сирийская бойня, Олимпиады в Китае и в Сочи — лишь отметки на этом пути.

И даже неважно, в пользу чего действовать. Мало кто помнит, чего именно требовали «желтые жилеты» во Франции с осени прошлого года — дешевого бензина, отмены капитализма или изгнания всех мусульман. Важна уверенность: ты, как и миллионы других людей, берешь судьбу в свои руки и делаешь все для того, чтобы полицейские в США не смели убивать чернокожих, в которых подозревают преступников. Обычно ради этого ты идешь на демонстрацию BLM. Но можешь взять в руки и бейсбольную биту. А уж методам изгнания из кампуса профессоров, не желающих заменять в университетском курсе все книги белых мертвых мужчин на живопись живых цветных трансгендеров, должны учить еще в детском саду.

Слово «активист» что-то особенное значило в 2012 году, а в 2020-м неактивист — человек сомневающийся, некто, не готовый принять на веру то, что кричат миллионы,— так же подозрителен, как тот, кто не готов с ходу назвать театральную постановку или новую книгу «абсолютным шедевром» или «полным дерьмом». Поэтому вакцина от COVID — это или яд (варианты — жидкий чип в мировом цифровом концлагере, убогое изделие русских военных, способ тоталитарного контроля населения), или панацея. У нее не может быть эффективности 85%, может быть только 100% — единение или смерть, выбор за вами, друзья, не ошибитесь!

В России при всех ее традициях умеренности и даже боязливости с радикализмом в 2020 году было более чем хорошо.

К радикализму «бешеного принтера» Госдумы уже привыкли, Совет федерации почти догнал ее с идеями, ставшими под пером президента законодательством. В новой России суды умеют теперь приговаривать или к условному сроку, или заведомо более десяти лет — умеренность неактуальна. В Конституцию по случаю можно занести практически что угодно, воображая, что уж это точно на века, а заодно — обнулим все сроки. Может показаться, что нарастающий радикализм — это свойство исключительно власти. Но главная (глухая) претензия и несистемной оппозиции в России к протестующим в Белоруссии и в Хабаровске — мирный характер протеста. Время круглых столов в оппозиционном мироощущении закончилось десятилетие назад, и только наличие у власти Росгвардии, ядохимикатов ФСБ и преподавательских ставок в госуниверситетах останавливает от организации боевых дружин в Хамовниках и Крылатском. Впрочем, это вряд ли будет работать всегда: власть в России часто хочет выглядеть радикальнее населения — но потом неизменно засыпает.

А радикализуются буквально все: от зоозащитников до женоненавистников, от «Яблока» до жителей Камчатки,— и на этом бодром фоне некогда радикальные российские националисты уже выглядят философско-физкультурным движением. Единственная общественная институция, которая не может позволить себе радикализацию по чисто коммерческим причинам,— предпринимательство, особенно крупное: это дорого и абсолютно нерентабельно. Впрочем, за пределами России впадают в раж и целые корпорации — в основном, кажется, из боязни потерь капитализации из-за обвинений в равнодушии. Facebook летом за пару дней потерял на такой истории $60 млрд и теперь на всякий случай усилил вполне бессмысленную и беспомощную внутреннюю цензуру — возможно, наступит время, когда и компании в России будут вынуждены стать неравнодушными.

Еще одним из неприятных моментов 2020 года стало осознание того, как по сей день информационно раздроблен наш глобализованный мир, в котором представить себе достоверно то, что происходит сейчас в Италии или в Бразилии, почти невозможно (доносящиеся оттуда истерические крики активистов заглушают все другие звуки).

Версий о причинах, по которым в мире любое ранее сложно устроенное общество стремительно поляризуется по любому поводу, а его части мгновенно радикализуются, так же много, как объяснений причин Первой мировой войны; ни одна из них не является исчерпывающей — или мы уже совсем не готовы воспринимать сложные, неоднозначные версии. Выглядит это как эксцессы вполне безобидных и даже позитивных процессов — глобализации информпространства, построения «горизонтального» общества, предоставление глубинной демократией голоса ранее «безгласным» слоям населения. Есть ощущение (и оно, кажется, не совсем ложное), что мировое общество почувствовало себя достаточно базово обеспеченным благами (по крайней мере в его богатейшей части больше нет голода, серьезных проблем со здравоохранением, доступностью образования, почти нет бездомных, почти нулевая безработица, абсолютно доступны информсреда и коммуникации), чтобы впасть в эйфорию. Мы можем уже очень многое, мы возвращаемся в космос, мы можем каждому ребенку в РФ выдать по 10 тыс. руб., удвоить зарплаты всех врачей и при этом не разориться даже при отрицательных ценах на нефть и газ. Так неужели мы не можем немедленно получить лекарство от COVID и выбросить проклятые маски, в которых невозможно дышать? Грета Тунберг права — дайте нам все, у вас есть на это деньги, ведь это наши деньги.

В силу этих обстоятельств невозможно предсказать, что станет новым COVID-2021. Возможно, мир решит разом побороть бедность. Может быть, он решит искоренить порнографию. Не сбрасываем со счетов глобальное изменение климата. Нельзя исключать спасения КНДР от действительно затянувшейся и абсурдной диктатуры. Возможно, такой диктатурой будет признана Россия. Но, может быть, мир отвлечется на судьбу дельфинов, которые будут признаны братьями по разуму и наделены паспортами. Важно, как это будет — энергично, эмоционально и скандально. Никакие спокойные обсуждения будут невозможны, войны за исключение оппонента из числа тех, кто вообще имеет право раскрыть рот, будут высокотехнологичны и яростны. Сами проблемы, очевидно, решены не будут: изменения планетарного масштаба не утверждаются всеобщим скандированием лозунгов и сжиганием полицейского участка, этого не добиться и расходованием 5% ВВП за два месяца. Но и пусть не получится — мы по крайней мере попробуем, мы будем бороться! А может, выяснится, что и проблемы нет.

В России в 2020 году целый месяц боролись с уничтожением подводного мира Камчатки, пока не выяснилось, что это он сам.

Остается надеяться на две вещи. Во-первых, мы не так богаты и развиты, как кажется: даже не самый смертельный вирус в 2020 году вычеркнул из жизни минимум год, а всеобщая паника отбросила экономику на несколько лет назад. Повторять — дорого, и этот коронавирус нас изрядно утомил и сделал беднее. Во-вторых, механизм всеобщей радикализации слеп: хорош или дурен повод — ему неважно. Возможно, в 2021 году нам повезет, и мы, долго не размышляя, кинемся всем миром делать что-то умеренно полезное. И даже сделаем. Печать