Большое интервью с губернатором Хабаровского края

Губернатор Хабаровского края Михаил Дегтярев — в спецпроекте ТАСС "Первые лица регионов"

Об ипотеке, миллионе долларов, генах, выборе, заложнике и карьере

— Начнем с главного, Михаил Владимирович. С ипотеки, которую вы взяли на квартиру в Хабаровске.

— Выплачиваю. Первого числа каждого месяца.

— На какой срок вам дали кредит?

— Мы с женой оформили на десять лет…

А почему вы решили, что моя ипотека — главное?

— Сразу становится понятно, сколько времени рассчитываете провести здесь. Два губернаторских срока?

— Ну а как? Будем работать. Задач много. Президент дал поручение навести порядок и обеспечить рост.

— А сумма ипотеки?

— Десять миллионов рублей... Хотя, в принципе, досрочное погашение было мне по карману.

— Не сомневаюсь. Сколько вы заработали в прошлом году?

— После вычета налогов — около девяти миллионов.

Да, мог бы сразу выкупить квартиру, но это мой жест. Политический.

Четко артикулирую, чтобы все люди видели: приехал я сюда надолго…
Кроме того, хочу привязать себя к ипотеке и посмотреть, как работает банк. Меня ведь уже пытались облапошить: внезапно подняли ставку почти на полтора процента.

— Вам давали под 7,7?

— А потом вдруг сделали девять.

— Это была какая-то льготная ставка?

— Нет, стандартная. Когда подняли, мне стало интересно, я человек любопытный. Оказалось, в договоре прописано страхование, которое требовалось оформить дополнительно. Я прочел, но особого значения не придал, хоть и юрист. Так через бытовые вещи узнаю то, что волнует многих людей.

— В итоге на какой ставке вы остановились?

— На изначальной. Отбил свои права, отстоял.

— А как получилось, что это первое ваше личное жилье?

— Когда мы с Галиной создали семью, поселились в Самаре в родительском доме, а после избрания в 2011 году в Госдуму мне предоставили служебную квартиру в Москве. Как и всем депутатам. Так до 2020-го в ней и прожили. Не было необходимости что-то менять.

— Но вам же потом дали квартиру в столице, которую вы переписали на маму.

— Во-первых, это был не подарок, а покупка. Важная деталь, которую часто "упускают" мои недоброжелатели. Мы приобрели квартиру. Как многодетная семья. Потом отдали маме. Ей тогда было нужнее.

Здесь ничего секретного нет, об этом все знают.

— У ваших родителей есть дом. Вас о нем уже спрашивали, но вы как-то не очень внятно ответили.

— А в чем невнятность?

— В том, что сумма была значительная. Жилье оценили в 100 миллионов рублей.

— Мои родители не покупали готовое, а сами строили, что всегда дешевле.

И потом, знаете, есть цена, а есть ценность. Дом по-своему бесценен, поскольку его строительством занимались отец, мама, моя жена, я — все вместе. Длилось это много лет, кстати. Постепенно продавали то, что у нас было в Самаре, — квартиры, дачи, гаражи, катера, машины...

— Ничего-ничего там не осталось?

— Только могилы дедушки и бабушки…

Возвращаюсь к сумме за дом. Не забывайте, что мои родители долго работали за рубежом.

— Сколько?

— В общей сложности более пяти лет.

Я и об этом говорил, но ваши коллеги-журналисты почему-то не придали значения.

Трудно поверить, тем не менее в 80-е годы прошлого века нашим врачам платили за кордоном очень приличные деньги. В Уганде отец зарабатывал до 100 тысяч фунтов в год. Мама тоже получала в валюте. Пахала за троих: терапевтом, инфекционистом и еще кем-то. Вот и считайте…

— Насколько знаю, тогда полагалось сдавать излишки. Сколько бы условная Уганда ни платила, все, что сверх разрешенной Москвой нормы, оседало в сейфе советского посольства.

— Ну, были хитрости. Родители чеками получали…

За пять лет в разных странах они заработали до миллиона долларов. Это по моим прикидкам.

— Неплохо.

— Да, сумма огромная для советского человека, но и риск был большой. Там, куда ехали мои родители, нередко бушевала малярия, шла гражданская война, мятежники похищали людей, убивали заложников... Нелегкие деньги! Все заработанное за рубежом было вложено в квартиры, машины, гаражи. На что еще могли потратить трудовые рубли советские люди? Родители сумели приумножить капитал. Вот и результат — дом в Москве. Хорошая история.

Считаю, в маме с отцом проснулись гены предков, зажиточных донских казаков, которых потом порубали красные упыри. Миллион человек уничтожили, опору государства!

Весь наш род с Дона. Дед сумел сбежать на Волгу, так мы оказались в Самаре. Случайно.

— Ваш отец имел отношение к спецслужбам?

— Не думаю. Он не рассказывал мне об этом, и мундир с генеральскими погонами из шкафа не вываливался. По профессии отец акушер-гинеколог.

— Но дом Владимир Иванович построил в поселке, где сплошь разведчики да контрразведчики.

— Все мы с кем-то соседствуем. Друзей у отца много в разных сферах, это правда.

— А что за инцидент был с захватом заложников в Йемене?

— Все происходило на моих глазах. Представляете 13-летнего пацана, увидевшего гражданскую войну?

Та история произвела на меня огромное впечатление, до сих пор под впечатлением. И на убийства насмотрелся, и мародеров…

Отца взяли в заложники. Как и весь персонал госпиталя, где он работал. Когда ворвались северяне, отец делал операцию. В плену провел несколько суток, связи с ним не было. Это же середина 90-х годов, мобильную еще не придумали, проводная не функционировала. Мы с мамой забаррикадировались в квартире, на крыше нашего дома стоял крупнокалиберный пулемет. Оборонявшиеся взломали подъезд, забрались наверх — и давай лупить во все стороны! Гремят взрывы, стреляют пушки, танки... Из окна своей комнаты я наблюдал воздушный бой, когда МиГ-29 уничтожил ракетой "воздух — воздух" МиГ-21. Пилот катапультировался и, видимо, утонул.

Потом отца с почестями привезли домой красивые усатые генералы-сунниты. С охраной, цветами, какими-то фруктами-консервами. Так сказать, извинились. Эти генералы оканчивали советские военные училища и академии. В общем, "Русо дохтура — садык!". Друг, значит.

Кстати, в свое время я свободно говорил по-арабски, сейчас стал забывать.

Еще помню пару врачей из Мариуполя, живших по соседству. Анатолий и Надежда. Интересно узнать их судьбу…

— Сколько времени вы провели в Адене?

— Почти год. Учился экстерном. Дедушки-бабушки умерли, меня не с кем было оставить в Самаре.

— После таких потрясений родители не захотели уехать домой? Деньги деньгами, но жизнь дороже.

— А боевые действия быстро закончились. Сначала гремело за горами, потом линия фронта переместилась в город, армия ушла, президент Южного Йемена бежал. Мы видели его мчащийся кортеж.

Детская память цепкая. Все до деталей помню — запах, цвет, звуки. Еще бы: такой стресс!

Жаль, в Уганде меня не было. Отец туда приехал в 1985-м, когда в стране случился госпереворот. Кстати, Йовери Мусевени до сих пор президент Уганды. Потрясающий человек. Ему под 80 лет. Отец знал его лично.

Я же в Африке, по сути, нигде не был, хотя с удовольствием съездил бы. Есть такая мечта.

— А с медициной никогда не хотели связать жизнь, Михаил Владимирович? Мама — врач, папа...

— Благодарен родителям за то, что оставили за мной право выбора. Беру с них пример и всем советую: спрашивайте у детей, чего они хотят. Уже интересуюсь у сыновей, говорю: решайте, куда пойдете. Мы вам поможем. Желаете быть поварами? Будьте! Художниками, инженерами, математиками, юристами… Кем угодно!

— Вы окончили аэрокосмический лицей, потом — профильный университет. Мечтали стать космонавтом?

— Равнялся на Юрия Гагарина. А также на земляков из Самары, генеральных конструкторов Николая Кузнецова и Дмитрия Козлова, создававших ракетную и авиационную технику.

Я учился и начиная с третьего курса проходил практику на заводе "Моторостроитель". С интервалом в год получил два диплома — инженера и менеджера. Потом еще юриста. Но это позже, в 2012 году.

— А в результате ушли в политику.

— В 2004-м назначили выборы в Самарскую городскую думу. Ну, и все, понеслось.

— Чего не хватало?

— Справедливости.

У меня был опыт общественной работы в вузе. Движение "Идущие вместе" закалило в управлении процессами, командных действиях, лидерстве, публичных выступлениях. Соратники предложили поучаствовать в выборах, мол, попробуй. И я победил в своем округе как самовыдвиженец.

— Депутат городской думы — освобожденная должность?

— Нет. Три года отработал инженером в лаборатории топливных систем АСЭУ родного университета, писал параллельно кандидатскую по металлорезине и был депутатом. Горжусь, что в борьбе за мандат победил элдэпээровца, единоросса, коммуниста, "яблочника" и еще парочку кандидатов.

— В 2006-м вы ходили и на выборы мэра Самары.

— А куда деваться? К тому времени я возглавил городское отделение ЛДПР, и уже партия решала, участвовать в избирательной кампании или нет.

Покуражились мы хорошо, очень ярко выступили.

— Эпатировали публику?

— Делали себе имя. И нас заметили. В 2007-м на выборах в губернскую думу набрали рекордные 16% голосов.

— Зато, перебравшись в 2011-м в Москву, вы дважды пытались оппонировать Сергею Собянину, но не преуспели.

— Все в копилку! Я потренировался и на Алексее Навальном. Мы торпедировали его, он торпедировал меня. Это было незабываемо! Удивительный персонаж! И никакой не дебатер, конечно.

У нас вообще мало карьерных политиков. Считаю, это беда нашего века.

— Себя относите к таковым?

— Ну а как же? Никогда не скрывал, что делаю в политике карьеру. Декларировал это в начале пути и с него не сходил.

— Прыгая с одной ступеньки на другую и поступаясь принципами?

— А что мешает прыгать по ним вместе с принципами?

— Ничего. Если они, эти принципы, есть.

— У меня с этим полный порядок.

— Ну да. Поэтому сначала были в "Идущих вместе", потом в "Единой России", затем в ЛДПР.

— Вспомните, сколько партий поменял Черчилль.

— Не так глубоко погружен в его биографию.

— Полезно.

— Итак?

— Сэр Уинстон четырежды делал подобные переходы.

— Неплохой пример для сравнения вы выбрали.

— Всегда думаю о людях, об избирателях. Чтобы была польза для граждан, страны или региона, как в данном случае.

Вторая часть интервью по ссылке: https://tass.ru/region-officials/14841901 Печать