Костный консерватизм региональных элит

Российская элита практически не обновляется и перешла в режим воспроизводства, считает Алексей Сахнин.

Российская элита практически не обновляется и перешла в режим воспроизводства, считает политолог, публицист, эксперт Центра ПРИСП Алексей Сахнин.

Большинство мест в региональной власти и бизнесе занимают люди с одними и теми же фамилиями, члены семейных кланов. Власть и собственность все чаще наследуются, формируя династии и отменяя «меритократический» принцип формирования элит. Такие выводы делают исследователи из Института социологии РАН.

Региональная элита все больше напоминает номенклатуру брежневской эпохи. В ее рядах преобладают люди старшего и среднего возраста, а молодежи и новых кадров не более 10% (только 1% лиц моложе 30 лет). При этом влияние сохраняют «деды», поколение «крепких хозяйственников» 70-80 лет. Они блокируют любые «рискованные» и просто «нетрадиционные» решения. В условиях кризиса это чревато неадекватностью управленческих стратегий новым вызовам.

Ко все более костному консерватизму прибавляется прогрессирующее снижение разнообразия. В региональных элитах практически не осталось политических активистов, а доли представителей науки, культуры и образования снизилась до 3%, 5% и 11% соответственно. Наверх попадают почти исключительно бизнесмены, аппаратчики и силовики. Носителей остальных компетенций в социальные лифты не сажают.

У всех, кто не попал в закрывшуюся элиту, остается несколько социальных стратегий. Самая очевидная из них – миграционная. Каждый четвертый молодой россиянин из провинции готов поменять место жительства на столицу. 19% «регионалов» считают, что «человеку с современными вопросами в провинции жить трудно и неинтересно». Причем столицы высасывают не только самых амбициозных, но и «середняков», которые предпочитают не престижную работу в Москве трудоустройству по специальности дома, но за низкую зарплату и все равно без перспективы карьеры и реализации.

А те, кто не уехал, создают «новые социальные лифты». Чем выше показатели социальной депрессии, тем больше население доверяет общественным организациям, видя в них «параллельную» власти социальную пирамиду. В регионах растет интерес к местной истории и культуре, развиваются местная идентичность и локальный патриотизм. Люди пытаются создать для себя новые социальные ниши и сообщества, в которых можно реализовать творческий потенциал, изменить социальный статус не за счет роста доходов, а на основе критерия общественной полезности. Формируется «параллельная Россия».

Все это напоминает 1980-е, когда наряду с терявшими легитимность официальными институтами рождались параллельные миры, со своей социальной иерархией, ценностями и этикой – от региональных патриотов до криминальных «пацанских» группировок или сообществ неформалов. В момент кризиса почти все эти автономные иерархии выступили против системы, в которой им не нашлось места.

Без раскрепощения социальной мобильности, Россия обречена повторить этот трагический опыт. Главную угрозу для стабильности и развития несут узкие и закостеневшие элиты, закупорившие все капилляры социальной системы страны.

Печать