Частичная мобилизация стала триггером настроений в обществе

Вице-президент РАПК, политтехнолог Петр Быстров - о корректировке внутриполитической ситуации на фоне частичной мобилизации.

Начавшаяся 21 сентября мобилизация если не коренным образом изменила внутриполитическую ситуацию, то внесла в нее существенно больше корректив, нежели практически все предшествовавшие события последнего десятилетия, включая начавшуюся в феврале специальную военную операцию. По влиянию на внутриполитическую ситуацию и социально-политические процессы мобилизацию можно сравнить, наверное, только с пенсионной реформой 2018 года и воссоединением Крыма с Россией в 2014 году. Что же конкретно изменилось во внутриполитическом пространстве?

Во-первых, резко выросла субъектность глав субъектов РФ. Мобилизация хорошо показала, кто из них хорошо умеет играть и в публичную политику, и в реально эффективную организацию мобилизационного процесса, а у кого толком не получается ни то, ни другое. Неожиданных открытий тут не произошло, как лидеры, так и аутсайдеры остались теми же, кто был в период эпидемии ковида. Разве что произошедшая с периода эпидемии ковида ротация в рядах губернаторского корпуса внесла определенные коррективы – в число лидеров гонки уверенно ворвался недавно избранный в прошлом году губернатор Белгородчины, а в число аутсайдеров еще один новичок губернаторского корпуса – губернатор Пермского края. При этом важно понимать, что реальные возможности воздействия губернаторов на ситуацию крайне ограничены, но значительная часть из них не использует даже те, что есть. Возможно, некоторые из них пожалеют об этом тогда, когда через несколько лет захотят, чтобы на очередных выборах ВДЛ избиратели прониклись эмпатией по отношению к ним, но будет уже поздно. Дорога ложка к обеду, а реагировать на возникающую ситуацию нужно в моменте, а не после получения звонка от куратора региона со Старой площади.

Во-вторых, отличавшаяся после начала СВО высоким уровнем стабильности и консолидации общества вокруг власти социально- политическая ситуация в стране стала претерпевать определенные, хотя и нефундаментальные изменения, в ней появились ранее несвойственные элементы турбулентности. Резко выросло, особенно на начальном этапе мобилизации, число протестных акций, причем если в период начала СВО протестные акции проходили преимущественно в городах-миллионниках и в значительной части самими организаторами протестов были рассчитаны на внешнюю аудиторию, то мобилизационная кампания стала триггером протестных акций в относительно небольших городах и административных центрах ряда национальных субъектов Федерации (Дагестан, Якутия, Бурятия). В «глубинном народе» резко выросла тревожность, а с ней и запрос на принятие властью мер по стабилизации ситуации на местах и восстановление сложившегося на момент начала мобилизации статус-кво в отношениях общества и власти.

В-третьих, депутаты Государственной думы, по крайней мере значительная их часть, вспомнили, что они существуют не только для того, чтобы консолидировано одобрять вносимые органами исполнительной власти законопроекты, но и контролировать работу органов исполнительной власти, в частности министерства обороны, и стали задавать, в том числе и публично, не очень удобные для некоторых представителей исполнительной власти вопросы. А поскольку вопросы эти задаются в том числе и депутатами, недавно работавшими в самом Минобороны высокопоставленными военачальниками (Гурулев, Картаполов), то их довольно тяжело обвинить в некомпетентности или незнании реальной ситуации.

Активизация депутатского корпуса, в том числе и поданные рядом депутатов заявления на участие в специальной военной операции в качестве добровольцев, произошла вопреки имевшей место все последние годы тенденции к снижению роли парламента в политической жизни страны и его уходу на периферию социально-политической жизни. Печать