Станислав Наумов: Исполнительная власть в России перегружена

Гендиректор Евразийского центра интеграционных исследований и коммуникаций и победитель конкурса «Лидеры России. Политика» Станислав Наумов – о профессиональном лоббизме и законотворческой деятельности, целях в политике и общественных переменах.

– Почему лоббизм нужно узаконить?

– Исхожу из опыта Евросоюза и Европейской комиссии, которая работает в Брюсселе. Мы часто слышим критику в адрес евробюрократов, то от польских фермеров, то от румынских металлургов. Комиссарам от этого может быть ни холодно, ни жарко. Но перед нами важный процесс: формирование наднационального регулирования в интеграционных объединениях.

На национальном уровне деловым кругам и органам государственной власти друг про друга более-менее понятно. Институты диалога о взаимной торговле складывались десятилетиями. В России до сих пор есть комиссия по стратегическим иностранным инвестициям – любимое место всех транснациональных корпораций. Российские производители с ужасом ждут поручений по итогам заседаний. Мы уже по повестке видим, как в забугорных штаб-квартирах под предлогом следования джентельменским ритуалам планируются «таранные удары» в систему отечественной промышленной политики, особенно там, где она сопряжена с лекарственной политикой. Мы эксперты уже научились работать с министерствами, показываем, на что нужно обращать внимание в ходе отработки ответов всякого рода «Мистерам Твистерам 21 века».

Но абсолютно не понятно никому, а что будет, когда те же самые полномочия по регулированию промышленной политики, лекарственной политики будут переданы на наднациональный уровень? С уровня компетенций Российской Федерации, российского правительства, российских министерств и ведомств они уже поднимаются в течение этого полугодия на уровень Евразийской экономической комиссии, которая находится по адресу улица Летниковская, дом 2. За Павелецким вокзалом. Вот что там за Павелецким вокзалом, пока мало кто, кроме осознанно-посвящённых, понимает.

По аналогии с Брюсселем нужно легализовать лоббизм на уровне наднационального регулирования. А именно на уровне Евразийской экономической комиссии. Потому что поводом для лоббизма в ЕЭК являются интересы транснациональных корпораций, которые работают на большом евразийском рынке с 1991 года, с момента распада Советского Союза. Зарубежные лоббисты - заслуженные ветераны всего процесса влияния на Решения ЕЭК, из которых состоит общее со странами ЕАЭС законотворчество.
В свою очередь лоббисты нужны евразийским корпорациям завтрашнего дня – нынешним национальным чемпионам. Причем в России они одни, а в Армении, Казахстане, Беларуси, Кыргызстане – другие. Взаимоувязать их интересы крайне сложно. Для этого нужны специальные согласительные процедуры, выход на консолидированную позицию.

Как гендиректор Евразийского центра интеграционных исследований и коммуникаций, как исполнительный секретарь Делового совета Евразийского экономического союза (ЕАЭС), я старался донести в первую очередь, до окружения премьер-министров и вице-премьеров правительств стран ЕАЭС, что не нужно откладывать. решения, прописанные в 2014 году в Союзном договоре о создании ЕАЭС. Давайте двигаться по графику, который позволяет нам к 2024 году выйти на появление финансовой инфраструктуры интеграции! Президенты же решили, что в 2025 году появится финансовый центр, который будет базироваться в Казахстане, который будет фактически прообразом будущего Центрального банка ЕАЭС?

Чтобы процессы интеграции не вызывали фобии у деловых кругов России и других стан ЕАЭС, нужно легализовать лоббизм и сделать процедуру принятия наднациональных решений максимально открытой и прозрачной. Напомню про одну из самых резонансных инициатив одного из депутатов государственной Думы позапрошлого созыва. Если кому-то хочется запретить ввоз несоответствующего техническому регламенту кружевного белья на территорию Евразийского экономического союза, давайте научимся вычислять, кому из участников рынка эти хайпы выгодны? Тогда будет понятно, можно ли пойти на такого рода решения, как запретительного характера, так и стимулирующего.

– Лоббизм – это цивилизованное и красивое понятие «решалы»? Многие воспринимают это так.

– Это пошлое словечко часто всплывает, когда мы сталкиваемся с противодействием тому, что связано с легализацией лоббистской деятельности. Но я отношусь к лоббизму с позиции директора департамента правительства Российской Федерации, которую я занимал в 2012 году. После одного из совещаний Большого (Открытого) правительства в Сколково с участием Дмитрия Анатольевича Медведева. Мы задумались, что надо изменить в системе сбора данных при принятии решений? Возникла концепция компетентной демократии. В современной управленческой системе содержится только часть необходимых знаний по поводу регулирования того или иного сектора. Огромный массив компетенций находится в корпорациях и в тех отраслевых союзах, которые пытаются высказывать консолидированную точку зрения по тому или иному вопросу.

С позиции открытого госуправления лоббизм – это создание прозрачных каналов продвижения профессиональной экспертизы. Она делается в режиме онлайн: «здесь и сейчас». Чиновник, который сегодня работает в Москва-сити в министерстве промышленности и торговли это вовсе не чиновник советских времен, который проработал директором ММК или ЧТПЗ, а потом стал директором департамента металлургии. Вот у такого в голове было все. Но это время уже ушло, это невозможно. Ни одного гендиректора не уговорить, рынок труда изменился, все изменилось.

Вот почему необходимо, чтобы у каждого чиновника, начиная с уровня директора департамента или председателя комитета в Госдуме, был доступ к данным, знаниям участников рынка. Этот процесс должен быть открытым. Если у вас есть 1000 автомобилей скорой помощи, то не надо под расширение сбыта писать новую версию национального проекта «Здравоохранение». Ровно наоборот: сначала государство устанавливает цели. Например, сократить количество смертей в возрасте старше 60 лет от сердечно-сосудистых заболеваний. При таком подходе будет место всему: и лекарственной политике, и машинам скорой помощи. Будет понятно, как формировать этот госзаказ на достижение национальных целей развития. Я смотрю на лоббизм в формате государственно-частного партнерства.

– У вас в соцсетях есть чудесные посты «Стас уполномочен заявить». В этом году ваши соцсети разительно отличаются по контенту от прошлого года, например. Из-за выборов?

– Сложился запрос на иной диалог, чем мы привыкли это делать в Живом Журнале на заре политического интернета. Будучи чиновником Минпромэнерго мне нельзя было заниматься партийной деятельностью как таковой. Но можно было вести блог. Тогда не было еще такого сплава между политической активностью, публичными дискуссиями и онлайн. С одной стороны, это, конечно, существенно ограничивало каждого политика в возможностях работать с аудиторией. Теперь это неожиданно полезное следствие цифровизации и работы в условиях карантина. Эти полтора метра физической дистанции превращаются в совершенно другую модель коммуникации.

Очень тяжело удержать внимание аудитории стандартными фразами. Мы привыкли работать для собственных СМИ как протокольная служба. Любое сообщение о нашей управленческой активности почему-то превращается в ксерокопию повестки дня, иллюстрации отражают только рассадку за столами. С внешней аудиторией нужно говорить совершенно иным языком, начинать c совершенно других вводных.

У меня есть блог, в 2008-2010 году я его вел как «Ежедневник замминистра», когда работал в Минпромторге. Тогда мне казалось, что я самый прогрессивный, самый открытый, такой, знаете, нараспашку: «сегодня провел в Минпромторге совещание, присутствовали главы регионов, вместе мы обсудили задачи» И далее по тексту... Это в никуда, в пустоту.

Сейчас бы я так не писал бы. Нужно с первых слов произносить то, что человеку даже не в голову зайдёт, а ляжет на сердце. Это не про котиков и не про цветочки, а про то, что вы бы сказали живому человеку, если бы вы с ним встретились. Это как на вопрос «как дела?» отвечать. Можно сказать «да, ничего, хорошо», а можно вместо этого сходу выложить «Ой, ты знаешь, соседка задолбала - с утра до вечера на пианино наяривает». Вот так понятно, сразу хочется спросить, сколько лет соседке, какие пьесы она исполняет. Если вот так трансформировать наш язык и словарь, то можно рассчитывать хотя бы на внимание.

Самое сложное в соцсетях - они пока остаются инструментом саморазвлечения. Без иллюзий про вовлечение в гражданское общество. У нас на занятиях один из отличных политтехнологов сказал, что за кошечками в одноклассниках нам не угнаться ни при каких обстоятельствах. Нужно понимать: либо мы переходим в какой-то стеб и все сводим к инстаграмам котов. Впрочем, если коты это нормально, то у нас в штабе улитка-предсказатель завёлась.

Нужно, чтобы то внимание, которое есть к нашей позиции по проблеме, конвертировалось в готовность лично помочь. Чтобы действительно было видно, что мы не просто пропагандируем и агитируем. Хотя современная пропаганда тоже важна, и не нужно уклоняться от полемики, которую она неизбежно вызывает.

2020-й год научил и приучил лично находиться в пространстве социального действия. Очень многим людям требуется хотя бы внимание, а лучше сопереживание, а ещё лучше соучастие. Человек зачастую ждёт, что хоть кто-то к нему или к ней придет. Нужно разделить пусть на час, пусть на день, то тяжелое положение, в котором не по своей воле и уж тем более вине оказался человек. Солидарность - это главное, чему нас научил последний год. Если человек в состоянии проявлять встречную солидарность, то, безусловно, он или она дальше будет активным участником перемен, которые происходят и в мире, и в стране и в каждом отдельном взятом регионе.

- Зачем лоббисту депутатство?

— Лоббисту депутатство прямо предписано. Депутату нужно быть лоббистом. Я пытаюсь стандартизировать и легализовать эту ситуацию. Нужно менять закон о лекарственном обращении, нужно обновлять Закон о промышленной политике, можно вернуться к закону о торговле, которым я занимался, когда был представителем Владимира Путина при рассмотрении его в первом чтении. Мы очень много и с Ириной Анатольевной Яровой на эту тему работали, и с другими депутатами. Каждый раз нужно смотреть, что за последние пять лет было принято с некими отложенными условиями. Когда в первом чтении принимается законопроект, разработанный ведомством, например, министерством промышленности и торговли ,а бизнес приходит и просит: «Нам бы вот тут немого применить другую шкалу оценки, другую юридико-техническую конструкцию прописать». И так далее и тому подобное…

Оценка регулирующего воздействия проекта нормативно-правового акта, которая запускалась в период, когда я был директором департамента правительства, работает. Есть много позитивных примеров, когда законопроект, вовремя выставленный на оценку регулирующего воздействия (ОРВ), получал обратную связь от деловых кругов, и все важные поправки были приняты. Незачем лукавить, хороший пример цивилизованного лоббизма возникает, если по инициативе деловых кругов исходный текст подвергается коррекции. Это открытая, легальная процедура.

Нет проблем во взаимодействии с исполнительной властью. Однако зачастую бывает, что в разговоре с министром ты сам от него получаешь наказ на законотворческую работу: «Послушай, Стас, это не постановление и не распоряжение правительства, и это не мой ведомственный приказ, это Закон». А еще сложнее, если это, например Налоговый Кодекс. Мы сейчас разговаривали с главой Федеральной налоговой службы Даниилом Егоровым на тему, как нам снизить потери продовольствия, которые остаются на полках торговых сетей в момент, когда истекает срок годности. Можно было бы это передавать в благотворительные организации, можно в фонд продовольствия «Русь», с которым я сотрудничаю. Но нужно поменять порядок выплаты НДС, а налоговая относится к этому очень щепетильно. Ты не можешь снять с полки пакет молока и отправить его через благотворительный фонд в детский дом. Ты должен заплатить НДС, которая начисляется на ту стоимость, которая не была получена. Привет, Карл Маркс!

Для выхода на нужное благотворительному фонду решение требуется иметь немного больший вес, чем общественный деятель. Если ты депутат, ты можешь как законодатель выдвигать эти инициативы. А правительство уже будет обязано в определенный срок времени на твою инициативу сделать соответствующий отзыв. Я считаю, что у нас исполнительная власть, компетенциями и квалификацией в каком-то смысле перегружена. И стало быть, не догружена законодательная. Нет никаких предпосылок бояться наделить законодательную власть ровно такими же нормотворческими и законотворческими полномочиями, коими располагают ведомства. Мы опасались законотворческого популизма в свое время, когда у нас не было в 90-е годы проправительственного большинства в Государственной Думе. Тогда президент должен был своими указами продвигать необходимые изменения в регулировании. Но сейчас-то у нас все нормально, почему мы сами себя-то боимся?

Давайте разгрузим исполнительную власть, дадим возможность законодателям больше стратегических полномочий. Например, пусть появится комитет по промышленной политике с такими же амбициями и горизонтами долгосрочного развития, как сейчас это есть при министре промышленности Денисе Мантурове. Пусть будет взаимодействие комитета по промышленной политике и министерства промышленности и торговли. Я работал статс-секретарем, взаимодействовал с комитетом по промышленной политике. Это моя идея, я хочу это сделать. Поэтому, отвечая на вопрос, зачем мне это, я полномочен заявить: хочу воссоздать парламентский комитет по промышленной политике и готов возглавить его работу.

– В соцсетях вы достаточно жестко проходитесь по Иосифу Виссарионовичу и Алексею Навальному.

– Я бы не стал их сопоставлять. Не надо искусственно накачивать фигуры, которые по содержанию точно не ключевые фигуры на доске. Не каждая пешка станет ферзем.

Когда я реагирую на восхваление Сталина, я не пытаюсь исправить прошлое. Оно уже есть и оно представлено в учебниках истории. Считаю, что исторически можно оправдать конкретные ситуации, где управление было соответствующим. Только из этого, опять же, не надо делать культ. Решения, которые принимала ставка Верховного главнокомандующего с 1941 по 1945 год, это результат коллективной штабной работы, в которой огромную роль играли военные специалисты и организаторы оборонной промышленности. Я просто считаю, что с настоящим нужно работать так, чтобы не было лукавства и соблазна все сводить к политической ностальгии. Раздражение, которое сегодня есть, связано и с бедностью, и с коррупцией. Но апелляция к Сталину, к сожалению, не устраняет ни бедность, ни коррупцию. При Сталине не было коррупции? Да была при Сталине коррупция! При Сталине не было бедности? Да была при Сталине и бедность, и нищета. И при Хрущеве она была. В исследованиях Егора Тимуровича Гайдара очень четко показано, что после первой мировой войны страны Европы начали наращивать уровень благосостояния. И никогда по сути дела он у них не понижался. А у России и у СССР темпы изменения качества жизни были меньше, чем у стран Европы. И этого разрыва не удалось избежать ни при Сталине, ни при Брежневе, ни при Хрущеве, ни при последующих политиках. Наша задача состоит в том, чтобы здесь и сейчас за предстоящие пять лет сделали то, что позволяет уменьшить бедность. Количество людей, которые умирают от отсутствия качественных и доступных лекарств надо свести к нулю. Число выздоровевших – увеличить, количество образованных – увеличить. Это же все понятные вещи!

Сейчас даже вопрос не в том, чтобы новую программу реновации сделать. Хотя она, конечно, кардинально меняет среду и образ жизни, люди иначе относятся к себе, когда живут в хороших, достойных условиях. Я много езжу по стране, и раньше ездил, и сейчас. Понятно, что разрушается до предела изношенное жилищно-коммунальное хозяйство 70-х и 80-х годов. Если в кране нет воды, надо менять трубы, надо выходить на что-то более кардинальное, чем просто пытаться свалить все в прошлое. Нужно какие-то другие искать способы, в том числе, социально-психологической терапии. Ни к чему этот тридцатилетний бубнеж группы неосталинистов, которые ностальгируют непонятно по чему. Ничего из того, по чему они ностальгируют, в августе 1991 года уже не было.

Всегда говорю, что мы живем очень длинный цикл истории. Путину вовсе не девяностые годы достались в качестве предмета для исправления каких-то недостатков политики первого Президента РФ. К сожалению, все ключевые решения, ошибочные для развития страны, были приняты в семидесятые годы. Либо не были приняты необходимые решения. Например, это про систему образования, когда американцы сделали правильный маневр в том, чтобы их университеты стали не только образовательными, но и исследовательскими учреждениями. Нам тогда то же самое надо было сделать, но у нас тогда министр науки не был кандидатом в члены ЦК КПСС и мы пропустили целый цикл принятия решений. Мы на 20 лет остались с системой вузов, с этими синими ромбиками выпускников. А параллельно у нас существовала система институтов советской академии наук, российской академии наук. Сейчас мы, и я в том числе, пытаемся их как-то между собой скрестить и сделать новый тип университета. Но из-за нашей зацикленности на прошлом, в ответ на предложение выбрать кружок для подростков, читаешь в соцети, что раньше было какое-то такое классное образование, а теперь вот оно не такое классное, потому что ЕГЭ и прочее.

Может быть ЕГЭ и не идеальный способ оценки знаний, но это не потому, что Сталина на нас нет, а просто потому, что мы пытались интегрироваться в Европу в начале девяностых годов и хотели унифицировать свои подходы. Сейчас мы Европе даром не нужны. Хороший повод самим, глядя на себя, менять себя. Но не пытаться налепить усы Иосифа Виссарионовича и кого-то в зеркале напугать. Вот почему я не даю сталинистам слова в своем блоге. Как только я сегодня прочитал, что репрессии при Сталине были правильными и обоснованными, и только маленькое количество людей нечаянно пострадало зазря… Я просто сразу этого человека отправил в бан.

Наша семья, мои бабушки, дедушки, их родители не сильно пострадали от репрессий. У недавно умершей бабы Кати, родной отец был раскулачен. И она уже росла в семье, где ее мама вышла замуж за другого человека. Так или иначе, это, пожалуй, единственный рассказ, все мои бабушки и дедушки прожили долгую и счастливую жизнь. В гражданскую войну у другого деда - и за красных воевали и за белых, как в «Тихом Доне».

Есть другие примеры. Например, моя жена недавно раскопала в архивах сведения о родственниках своей бабушки. Её всегда удивляло, что бабушка мало рассказывала о своей жизни в 20-е и 30-е годы. Выяснилось, что людей деревнями просто уничтожали, только по какому-то признаку социального отличия от всей маргинальной гопоты, которая к тому времени вошла в эти все комитеты.

Это очень опасная традиция. Мое неприятие того, как Навальный рвется к власти, исходит из исторических параллелей. Но только не с фигурами Верховных главнокомандующих, а вот скорее с этими Шариковыми и Швондерами, которые задушат и не подумают. Я всегда говорил, что если бы у нас, не дай бог, был бы Майдан, он был бы черносотенный. Поэтому не ждите от люмпен-политиков революций чести и достоинства.

В 21 веке очень многое изменилось. У нас есть слой новой интеллигенции, уважающих себя специалистов и на заводах, и в образовательных учреждениях. Зачем это все снова превращать в попытку выяснить отношения на улице «стенка на стенку», я, честно говоря, не понимаю. Это один из тревожных моментов 2021 года. Ладно бы это была «стенка на стенку» в очередной внутрироссийской бессмысленной и беспощадной борьбе. Но в случае с Навальным работает очень сильный внешний интерес, чтобы это не только про снежки и машины управделами оказалось.

К сожалению для сторонников Алексея Навального, он никогда не будет политиком национального масштаба. В России нельзя быть политиком, управляемым извне. Можно обладать огромным количеством недостатков, уязвимостей, но быть своим сукиным сыном. А быть чужим сукиным сыном в России нельзя. Насколько любой чих сопровождается реакцией дипломатического корпуса в Москве, настолько Навальному роют политическую могилу. Им-то «за бугром» все равно, они не остановятся и будут его использовать как разменную фигуру во вполне понятном сценарии так называемого умного голосования в сентябре или последующего формирования корпуса контролируемых оппозиционеров, которые будут регулярно инициировать импичмент президенту. Сериалы, которые мы смотрим, всех уже научили, что надо делать, чтобы добиться каких-то своих изменений в своих национальных интересах, если речь идет о смене власти в стране-оппоненте. Есть конкуренция за новый, постпандемийный миропорядок, в которой сегодня участвует и Россия, и Евросоюз, а не только Соединенные Штаты и Китай. Берутся такие фигуры, которые почему-то готовы себя предоставить. Не просто съездить на лечение, что наверное оправдано. И, слава богу, что товарищ Навальный поправился в немецкой клинике настолько, что даже не побоялся прилететь в Россию. При этом понятно, что все эти элементы трагикомедии являются элементами одной большой операции. То, что ее таким образом грубо пришлось прервать, да, это очень плохо.

Всё, что произошло в последнее время, не смотря на свою правовую жесткость, не является гарантией нейтрализации этого внешнего влияния. Но выборы – это хорошее время, чтобы и об этой подоплёке силовой реакции на вмешательство в российскую политику тоже поговорить.

Я иду в политику, чтобы не допустить спонтанного прихода к власти таких исполнителей внешних задач, как Алексей Навальный. При этом я могу точно также сверхкритично относиться и к коррупции, и к неэффективности системы социальной защиты. Но я не свожу свою профессиональную позицию к каким-то персональным атакам. Уверен, что лучший ответ на любую попытку изменить ситуацию извне – это начать менять ситуацию изнутри. Печать