Глазами великого князя: что погубило империю

Многие публицисты (например, журналист Андрей Медведев) любят сравнивать спецоперацию на Украине с событиями Первой мировой войны. Однако чаще всего смысл таких аналогий сводится к тому, что в прошлом Россия проиграла только лишь из-за недоверия к власти, без которого в 1917 г. империю ждала бы победа. Это закономерно вызывает скепсис у историков, хорошо владеющих матчастью. Однако их доводы, как правило, обрываются обвинениями в ангажированности, симпатиях к большевикам, ненависти к монархии, русофобии и т.д.

Это можно было бы простить в мирное время. Но уже который месяц эксперты раз за разом находят параллели между просчетами современных военных и политиков и ошибками их коллег из прошлого. Виновники возникновения проблем в тылу и на фронте, кажется, не осознают, к каким последствиям могут привести их «шалости». И потому необходимо напомнить им, чем и почему завершилось «танго на граблях» Первой мировой для предшественников.

Люди, верующие в непогрешимость «России, которую мы потеряли», по традиции отметают любую информацию, почерпнутую из «коммунистической пропаганды». Поэтому в поисках истины мы обратимся к источнику, который сложно заподозрить в «пробольшевистской ангажированности» - дневнику великого князя Андрея Владимировича, внука Александра II. Что мы можем узнать из этого источника? Муж балерины Матильды Кшесинской поведает нам, например, о том, как командующего фронтом подозревали в наркомании, а самовластная жена наместника едва не отправила императора в турецкий плен.

Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – о правильных акцентах в исторических параллелях между спецоперацией и Первой мировой войной.

«Лень шевелить мозгами по новому делу»

Во-первых, что далеко не все командующие армий, по мнению великого князя, в достаточной степени компетентны. Мягко выражаясь. 15 января 1915 г. Андрей Владимирович записал в своем дневнике: «Оттуда я поехал к генералу Литвинову. Настроение относительно артиллерии крайне противоположное. Зачем нам эти пушки? Трудно их перевозить, тяжесть громадная, а ежели будем отступать, то куда же их девать. Мы их взяли, чтобы не огорчать Главнокомандующего, но они нам не нужны. Вот что я услышал в штабе I армии. Мне казалось, что причина к тому была лень обдумать новую вещь, лень решить вопрос, как поступить с орудиями, лень шевелить мозгами по новому делу — живому, полезному. По-новому и, конечно, сложному. С грустью в сердце я уехал от них и вернулся в 8 ч. вечера к себе в вагон».

«Самый больной вопрос теперь — это снабжение артиллерии»

Во-вторых, что проблемы снабжения армии оружием и боеприпасами обрели острый характер уже в январе 1915 г., всего через полгода после начала конфликта. В записи от 20 января 2015 г. указано: «Сегодня у меня был генерал-лейтенант Борис Эммануилович Похвистнев. Он заведует в штабе снабжения артиллерийским отделом и как старый артиллерист близко принимает к сердцу все вопросы об артиллерии. Самый больной вопрос теперь — это снабжение артиллерии. Изготовление артиллерийских патронов на наших заводах идет ужасно медленно. Еле-еле 12 парков в месяц, то есть 360 тысяч патронов, когда потребность около 1 ½ миллиона. Заграничные заказы могут поспеть только около марта — апреля и то не наверное. Теперь же приходится быть до крайности экономным, а это не всегда возможно. …С винтовками тоже не налаживается. Месячная порция наших заводов — 45 тысяч, а сейчас нужно вооружить 800 тысяч новобранцев, а запасов нет. Специалисты говорят, что можно утроить производство, но что-то не налаживается. В Японии куплены винтовки Арисака образца 1897 года калибра 2,56 лин. Чудные винтовки, но патронов мало. Всего 125 шт. На каждую. Всего куплено 300 тысяч».

При этом в значительной части проблемы со снабжением войск представляли собой результат некомпетентности офицеров Генерального штаба.

«…касаясь вообще вопроса о постановке артиллерийского дела в армии, мы сошлись с ним во взгляде, что этот вопрос поставлен очень неудовлетворительно» – пишет великий князь. – «Уже в штабе Верховного чувствуется отсутствие специалиста. Все сосредоточено в руках офицеров Генерального штаба, и они, конечно, не будучи специалистами, многие вопросы затягивают, а на многие не реагируют, так как артиллеристы при корпусах инспекторами артиллерии обезличены. У них нет ни власти, ни престижа. Этим и объясняется часто наблюдаемое неправильное расходование патронов, стрельба по целям недопустимым, вроде приказа обстрелять Лович, чтоб попугать неприятеля. В этом отношении главный штаб много виноват. Он ни за что не хотел вообще допустить артиллеристов в штабы армий, и единственную должность в штабе ответственного за снабжение определил не выше чина генерал-майора. Это, конечно, отзывается на многих вопросах чисто технического свойства и крайне вредно».

Одним эшелоном – к поражению

В-третьих, успехи немецких войск в начале 1915 г. были во многом обусловлены отсутствием у российских войск резервов. Потому что, по мнению верховного главнокомандующего, резервы российской армии в принципе были не нужны («Все должны драться»). Вот как Андрей Владимирович описывает причины того, что императорская армия была окончательно выбита из Восточной Пруссии. ««Итак, в один день нас выбили из Восточной Пруссии. Естественно, что весь штаб был очень опечален этим. Тут есть доля неожиданности, но и есть доля нераспорядительности. Неоднократно говорили главнокомандующему, что нельзя держать армии без резервов. Но он был противного мнения, что резервов быть не должно. Все должны драться. В силу этого ни у одной армии нет в резерве ни одного солдата. При этих условиях прямо невозможно парировать неприятеля фланговым ударом. Приходится брать войска с фронта, этим ослаблять фронт (тришкин кафтан), и немцы пользуются этим, чтоб вновь наносить удары по тому месту, откуда были сняты войска».

«Полное отсутствие энергии»

В-четвертых, ситуацию усугубляли безынициативность командования. Обратимся к записи от 24 января. «Зашел сегодня в оперативное отделение посмотреть на карту, в каком положении наши операции на линии Боржимов — Болимов — Гузов. За пять дней с 18 по 23 января мы потеряли тут 40 000 нижних чинов, 700 офицеров на пространстве 7–10 верст. Эта операция вызвала ожесточенную критику почти всех офицеров штаба. Весь наш фронт молчал, пока шли эти бешеные атаки, нигде не было сделано попыток перейти в наступление, чтоб хоть немного отвлечь внимание неприятеля и этим ослабить напор на такую маленькую дистанцию. Даже по сведениям разведывательного отделения немцы убрали 4 корпуса, часть на Карпаты, а часть в Восточную Пруссию. И, несмотря на такое ослабление, фронта все же не двинулись. Уж ежели и нужно было принести такие колоссальные жертвы, то лучше было бы перейти в наступление всем фронтом. А теперь что же вышло? Правда, немцы линию не прорвали, но и мы не продвинулись, и в результате потери не принесли решительно никакой пользы. Конечно, трудно критиковать все в такие времена, и история покажет, кто прав. Но больно смотреть на это полное отсутствие энергии и желания взять инициативу в свои руки!».

Слабоумие и отвага

Впрочем, на фоне прочих сюжетов из дневника великого князя становится ясно, что высшие командные кадры отличали не только отсутствие энергии и инициативы.

Описывая состояние кавказского наместника Иллариона Воронцова-Дашкова, Андрей Владимирович прямо отмечает, что тот был «рамолен». Это производная от французского ramolli — расслабленный, физически и умственно немощный, впавший в слабоумие человек. Здесь нужно пояснить, что наместнику на тот момент было уже без малого 78 лет. В дневнике указано: «…перед приездом Государя ему впрыснули камфору, и он мог три минуты говорить с Государем. После чего впал снова в полный рамолисмент. Он и доклады больше не принимает. Графиня к нему никого не пускает. Принимает лично все доклады и управляет всем Кавказом лично, как гражданскою частью, так и военною. Вообразите, что даже штаба армии нет. Нет командующего, ничего нет. И это прямо чудом генерал Юденич спас положение».

Поясним. Из канцелярии наместника императору докладывали: наступление турок нельзя ожидать раньше февраля-марта. В результате монарх прибыл в находившийся на передовой город Сарыкамыш в момент, когда к нему уже подступали вражеские войска. Великий князь пишет: «Я лично уже слышал от Государя. (Ему Воронцов докладывал, что наступление турок нельзя ожидать раньше февраля — марта, когда снега стают. Потом Государь был в Сарыкамыже и только успел доехать обратно до Ставки, как была получена телеграмма, что Сарыкамыж уже окружен турками.) Как теперь оказалось, именно в то время, когда Государю докладывали, что турки будут наступать не раньше февраля-марта, два их корпуса уже обходили нас справа, а в то время, когда Государь был в Сарыкамыже, авангард турок показался уже на горах, и курды, по сведениям пленных, даже хотели обстрелять царский поезд, но никак не ожидали, что он так скромно выглядит. Через два дня после отъезда Государя Сарыкамыж был занят».

Вскоре после этого под городом произошло сражение, в котором Юденич нанес туркам жестокое поражение. Лишь затем, чтобы сразу после этого помощник наместника по военной части Мышлаевский попробовал присвоить себе заслуги коллеги.

«Самое же дело под Сарыкамыжем произошло следующим образом» - указывает великий князь. - «Город этот лежит на единственной железной дороге в тылу нашей армии, и с его захватом тыл был окончательно отрезан. Когда еще только обозначилось наступление турок, в армию (там всего было 1 ¾ корп.) были посланы Мышлаевский и Юденич. Они ехали на моторе. Но уже Сарыкамыж был обложен со всех сторон и проехать нельзя было. Мышлаевский повернул мотор и поехал прямо в Тифлис, заявив, что смертельно заболел, и слег там в постель. Юденич же как-то прорвался мимо Сарыкамыжа, добрался до армии и, как уже известно, разбил турок наголову. Узнав о блестящей победе, Мышлаевский выздоровел и требует себе Георгиевский орден».

Происходящее напоминало трагикомедию. Усилиями штаба наместника она превратилась в фарс. В дневнике Андрея Владимировича записано: «…дежурный генерал штаба наместника генерал Веселовзоров послал всем министрам и многим другим лицам телеграммы с извещением, что турки под стенами Тифлиса, что Кавказ будет завоеван турками, положение безнадежное и что необходимо прислать немедленно два корпуса. Верховный главнокомандующий, когда узнал об этом, потребовал увольнения генерала Веселовзорова, но граф Воронцов умолил Верховного главнокомандующего его оставить как единственного его помощника и без него он ничего не может. Как оказалось, генерал Веселовзоров — личный друг графини, и это она пустила за его подписью эти телеграммы, и она же опять именем графа Воронцова упросила его не убирать».

Рузский, ты нормальный?

К этому моменту, полагаю, у читателя возник вопрос: как таких людей в принципе допустили к столь высоким постам? На него сложно ответить прямо, чтобы не разжечь спор вокруг памяти участников Первой мировой. Поэтому ограничимся упоминанием того, что у императора имелись подозрения, что командующий Северо-Западного Фронта Николай Рузский является наркоманом.

Читаем запись в дневнике от 29 января: «По поводу здоровья генерала Рузского должен записать следующее. В последний приезд Ники в Ставку он меня спросил, как здоровье Рузского. Я ответил, что хорошо. Но все же поинтересовался узнать, почему меня спрашивает. Ники сказал, что он вообще слышал, что генерал Рузский болен, сильно устал, разнервничался и, главное, что он морфиноман. Последнее я ни подтвердить, ни отрицать не мог, ибо впервые об этом слышу, но никаких намеков на морфий у меня нет. После этого разговора я присматривался ко всем мелочам, но ничего не мог заметить. Из этого разговора одно, несомненно, ясно, что о здоровье Рузского были разговоры и довольно серьезные, иначе Ники при своей необычайной деликатности никогда бы не намекнул на морфий. По-видимому, этот вопрос сильно беспокоит Ники, и у него, наверное, было сомнение на счет нормальности Рузского, ибо морфий именно нарушает полную нормальность человека. Мне кажется, что все это есть симптомы нарождающихся сомнений относительно Рузского. И ежели эти сомнения появятся в достаточном количестве, то судьба Рузского может быть решена довольно определенно».

Как не уйти на Дно

Одних этих фактов достаточно, чтобы понять: империю погубили не недоверие общественности (власти сами его порождали неумелым управлением) и не попытки элитных групп «на волне ропота решать свои шкурняки» (жизнеспособное государство спокойно пресекло такие попытки). Монархия Романовых рухнула под грузом нерешенных проблем, которые десятилетиями откладывались в долгий ящик ради сохранения спокойствия истеблишмента. И эту ошибку нельзя повторять ни в коем случае.

Опасения относительно «бунта элит» в случае начала чистки «авгиевых конюшен» небеспочвены. Однако благоприятной средой для его зарождения является именно внутренняя «стабильность» на фоне внешнего кризиса. Николай II , несмотря на сомнения, сохранил «эффективного менеджера» Рузского в своем окружении, доверив ему командование Северным фронтом. Как в итоге выглядела их последняя встреча? Министр императорского двора Фредерикс описывал ее следующим образом: «…государь колебался и противился, …подпись под отречением была у него вырвана насильно грубым обращением с ним генерала Рузского, схватившего его за руку и, держа свою руку на манифесте об отречении, грубо ему повторявшего: “Подпишите, подпишите же. Разве вы не видите, что вам ничего другого не остается делать. Если вы не подпишете – я не отвечаю за вашу жизнь”». Печать