Андрей Виньков – о состоянии отрасли до и после пандемии.
На минувшей неделе Счетная палата РФ впервые в истории представила прогноз развития экономики России. Он оказался негативнее ожиданий правительства: ВВП, по мнению аудиторов, вернется на докризисный уровень в 2022 году, а его темпы роста будут ниже 3%.
Прогноз подчиненных Алексея Кудрина стал поводом для активных дискуссий. Однако, по мнению независимого директора, журналиста и аналитика Андрея Винькова, споры о масштабах падения ВВП в результате эпидемии коронавируса бессодержательны. Эксперт надеется, что пандемия не будет использована для того, чтобы «списать» накопленный негативный эффект от структурных проблем экономики.С моей точки зрения оценки падения ВВП в 2020 г. могут быть как ужасающими, так и пессимистичными. Понятно одно: ВВП, несомненно, сократится, поскольку
экономика была поставлена на паузу. В этом нет чего-либо экстраординарного. Можно «рисовать» какие угодно прогнозы. Не готов комментировать конкретные цифры, но, как мне кажется, реальное падение по итогам года будет ещё большим, чем прогнозируют чиновники. Но это не кажется мне столь печальным, поскольку это падение обусловлено объективными обстоятельствами. А вот наличие накопившихся структурных проблем российской экономики кажется мне куда более серьезной проблемой. Начиная с 2007 года, никто всерьез не занимался их решением.
У нас слабая финансовая система, которая год от года работает все хуже и хуже. Усиливается монопольное положение крупных финансовых игроков, таких как «Сбербанк» и ВТБ, при этом многие проблемы, связанные, например, с ликвидностью финансовых инструментов и простых инвестиционных инструментов, не решаются. У нас очень слабый фондовый рынок. Постоянно деградируя, он в итоге стал никому не интересен. Развитие институтов корпоративного управления не только замедлилось, но и покатилось вспять.
До пандемии накопился вал проблем с реструктуризацией задолженности интересных промышленных проектов. Крупные инновационные компании, в большинстве своем, были загублены на корню. Это связано было не столько с низким качеством финансового обеспечения и долгами по кредитам, а скорее с чрезмерным давлением банков-заемщиков и силового блока. Отрицательную роль сыграла и высокая фискальная нагрузка. Эффективная ставка налогообложения для типичного машиностроительного предприятия в России превышает 40%. Для сравнения – эффективная ставка налогообложения для Caterpillar в США – около 30%. К слову, российские нефтяники платят около 20% от выручки в виде налогов. Вот такой вот структурный дисбаланс. Конкурентоспособности для российских производителей реальной, а не сырьевой продукции это не добавляет.
Это все свело на «нет» успехи в промышленной политике, достигнутые в начале и середине 2000-х гг. Грубо говоря, с 2007 г., по моему мнению, реальная экономика нашей страны, за исключением военно-промышленного комплекса, испытывает серьезные проблемы. Надеюсь, история с пандемией не будет использована для того, чтобы списать накопленный негативный эффект на последствия эпидемии, а правительство, Кремль и чиновники смогут выработать инструменты «перезапуска» экономики, одновременно устранив чрезмерное давление и ограничения.
Печать