31 января в России прошла очередная серия несанкционированных акций протеста, организованных сторонниками Алексея Навального и примкнувших к ним групп опппозиционеров разнообразной идеологической ориентации. Несмотря на рекордно высокий интерес к теме со стороны протестно настроенной аудитории в социальных медиа, количество участников акций протеста, даже по оптимистическим оценкам, не достигло пиковых значений периода 2011 – 2012 гг.
Причины появления существенного разрыва между численностью протестно настроенной массы и количеством вышедших на улицу манифестантов оценил политолог, публицист, эксперт Центра ПРИСП Алексей Сахнин.Необходимо признать базовый факт: в акциях протеста по всей стране участвуют 150 – 200 тысяч человек, и примерно в 100 раз больше людей наблюдают за трансляцией происходящего на различных Интернет-ресурсах (их аудитория в социальных медиа превышает 20 млн.). Пропорция 1:100 заставляет задуматься. Относительно 99% зрителей мы можем сказать, что эти люди уже вовлечены в политизацию процесса, они адресуют власти сложные вопросы и требования и недовольны положением дел в стране, но по определенным причинам не выходят на улицу. Их поведение можно объяснить наличием двух мотивов. Во-первых, многие из них испытывают страх перед возможными последствиями. Во-вторых, возможно, они не видят себя и своих интересов за теми флагами, под которыми проводятся эти акции. На эти знамена нанесено всего одно имя – Алексей Навальный.
За последние 10 лет Навальный и его штаб добились почти монополии внутри протестного движения. Эта цель достигалась осознанно. Еще в 2012 г. Леонид Волков заявил, что видит в качестве своей стратегической задачи раскол правящей элиты. И для этого он намерен убедить большую часть правящего класса, крупного бизнеса в том, что победа оппозиции для них выгоднее, чем продолжение пребывания Путина у власти. Чтобы добиться этого, как пояснил Волков, нужно убрать из протеста даже призрак «всяких удальцовых». Именно для этого шла борьба за монополию. Теперь она достигнута. Но у нее имеются свои издержки: на 100 протестно настроенных людей только один пока готов выйти на улицу.
Я сам исследовал этот протест, ходил по улицам вместе с протестующими в Москве и задавал им вопросы. Мне показалось удивительным то, насколько широко распространены среди протестующих левые или, скажем мягче, социальные установки. Многие смотрят не только Навального, но и Шевченко или Бондаренко, а также симпатизируют Грудинину. Даже совсем «зеленая» молодежь 17 – 18 лет широко использовали при разговоре такие слова-пароли, как «неравенство», «несправедливость» и т.д. Социальный характер этого протеста изменился.
Средний класс и его повестка вышли из фокуса протеста. Он приобрел социальный характер. Он подпитывается недовольством бывших членов «путинского большинства» - представителей рабочего класса и социальных низов. И Навальный отдает себе в этом отчет. Изменился сам язык, при помощи которого он рассуждает о коррупции. Раньше речь шла о вопросах неэффективности системы (о том, что волнует преимущественно бизнес и верхушку менеджмента). А сейчас на щит поднимается тема неравенства – то, что волнует наемных работников, мелких бизнесменов, самозанятых. Но если риторика Навального претерпела серьезные изменения, то его программные установки остаются либеральными. В этом смысле он зажат между Сциллой и Харибдой. Шаг влево отпугнет от него крупный бизнес и правящий класс, ставку на раскол которого сделала его команда. А отсутствие движения влево отсекает от протеста растущее недовольство большинства. И потому сейчас перед нами стоит важный вопрос: возникнет ли новый, альтернативный центр протеста.
Нынешние протесты способствуют радикализации не только масс, но и части системной оппозиции. Например, сегодня в протестах в столице участвовал
депутат Мосгордумы от КПРФ Ступин, а в Саратове – депутат областной думы Николай Бондаренко. Эти люди собираются участвовать в грядущей предвыборной кампании. Их риторика и повестка должны измениться, и они меняются уже сейчас на глазах. Возникают условия, при которых может возникнуть новый (и более радикальный) центр протестного движения. Сформируется он или нет – это пока вопрос.
Движение Навального, даже с учетом роста значимости социальной повестки среди недовольных властью, сохраняет политический контроль над протестом. Этот факт неоспорим. Это наглядно проявляется в том, что люди почти всю информацию о протестах черпают из подконтрольных Навальному СМИ или дружественных им ресурсов.
Уже неоднократно отмечалось, что существует определенное сходство между Навальным и молодым Ельциным. Это авторитарный лидер, который произносит демократические лозунги, но не несет никакой прямой ответственности перед своими сторонниками. И нет никакой гарантии, что он воплотит в жизнь свои демократические лозунги. Но есть и важное отличие. Ельцин был частью номенклатуры, высокопоставленным «партократом». Навальный сам не является частью правящей элитной корпорации. Он пытается взаимодействовать с правящим классом, посылая ему определенные сигналы. Например, демонстрирует хорошие отношения с Ангелой Меркель, позиционируя себя в качестве человека, при посредничестве которого можно прекратить конфликт с Западом. Но он не является «плоть от плоти» членом истеблишмента.
Представители правящего класса имеются в окружении Навального. Например, Владимир Милов, автор его очень либеральной экономической программы, был замминистра в правительстве Касьянова. Что особенно интересно, Милов в последнее время пропал из социальных сетей, он публикует необычно мало постов. Он пропал «с радаров» как публичное лицо. Не исключено, что Милов как раз это тот человек, через которого команда Навального сейчас пытается наладить контакты с влиятельными бизнесменами и чиновниками. Но это только предположения, я не хочу строить конспирологических версий.
Но все это – второстепенные факторы на фоне главной проблемы либерального крыла оппозиции, в качестве которой выступает ее «большая дилемма»». Она вынуждена выбирать между необходимостью завоевания доверия верхов и преодолением дефицита поддержки со стороны низов. Именно неразрешенность этого вопроса служит сейчас главным фактором, сдерживающим развитие протестов.
Печать