Киссинджер предложил выход из цугцванга, Киев не понял

Член Совета Ассоциации российских дипломатов, доктор политических наук, профессор РГГУ, профессор кафедры дипломатии МГИМО Владимир Пряхин убежден, что в искусстве поисков выхода из безнадежных ситуаций у Киссинджера нет равных.

В безбрежном море аналитических материалов, появившихся в беспрецедентной по накалу и лживости информационной войне в связи с событиями на Украине, не так уж много серьезных исследований и оценок.

К числу последних, безусловно, относятся майские и июньские интервью и выступления Генри Киссинджера. Бывшему государственному секретарю, политологу с мировым именем, автору «челночный дипломатии» и просто человеку в возрасте 99 лет нет необходимости доказывать свои приоритеты или гоняться за жирными гонорарами в «Нью-Йорк Таймс» или «Интернешнл Геральд Трибюн». Патриарху американской политологии просто интересно, как его страна сможет выпутаться из беспрецедентно сложной обстановки, возникшей из-за бездумного расширения НАТО на Восток в эйфории победы в «холодной» войне. Отсюда и проект территориального компромисса с признанием российского суверенитета над Крымом и уступкой территорий ДНР и ЛНР в границах до начала специальной военной операции.

Надо ли говорить, что проект этого «идеального», по словам самого Киссинджера, решения вызвал зубовный скрежет американских же марионеток в Киеве. Зеленский незамедлительно обвинил патриарха мировой политологии в некомпетентности и беспринципности. Ему не понравилась сама идея компромисса в этом конфликте, которую предложил бывший госсекретарь. А надо сказать, что в искусстве поисков выхода из безнадежных ситуаций у Киссинджера нет равных: он инициатор пингпонговой дипломатии в американо-китайских отношениях, автор кэмп-дэвидских соглашений, положивших конец абсолютному, казалось бы, тупику в бескомпромиссном израильско-египетском противостоянии. Тогда проблема заключалась в том, что Израиль никак не хотел возвращать Египту Синайский полуостров. И Киссинджер предложил совместить возвращение этой территории с обязательством Египта не размещать на ней свои воинские контингенты. И эта формула компромисса сработала.

Вот и в украинской ситуации Генри Киссинджер осмелился предложить компромисс с признанием статуса Крыма, как субъекта Российской Федерации, и Донецкой и Луганской Народных Республик в территориальных пределах до 24 февраля с.г. Причем в «идеальном» для Киева случае. Это-то и вызвало приступ дикой ярости в Киеве.

Всё дело в том, что, находясь в фокусе внимания мировых СМИ и уверовав в то, что они действительно являются пупом Земли, Зеленский и его окружение в отличие от Киссинджера мыслят местечковыми категориями, а не понятиями глобальной политики. Умудренный опытом и знаниями Киссинджер оперирует всей парадигмой международных отношений. Для него совершенно очевидно, что главным фактором-носителем будущего является не слюнявая польско-украинская конъюнктурная солидарность сегодняшнего дня, а набирающий темпы неуклонный рост мощи главного контрагента Соединённых Штатов на мировой арене - Китайской Народной Республики.

Поэтому складывающуюся ситуацию Киссинджер воспринимает как некий шахматный цугцванг для американской внешней политики. Реализация российских планов денацификации и демилитаризации Украины в полном объеме подорвала бы и без того не очень-то прочные связи Вашингтона и Брюсселя, доверие политической элиты европейских стран к США резко снизилось бы. С другой стороны, если допустить на мгновение, что «коллективный Запад» добьётся успехов в реализации планов марионеточного киевского режима, мечтающего о восстановлении своей власти над востоком бывшей Украины, то этот фантастический на сегодняшний день вариант беспокоит Киссинджера еще больше, так как тогда уж точно Россия станет «форпостом Китая в Европе».

Вот здесь, как говорится, и зарыта собака. Киссинджер признает, что продолжавшийся тридцатилетний проект «коллективного Запада» под названием «Россия» с треском и окончательно провалился. При этом речь не идёт о словоблудии типа «продвижение демократии» или «защита прав человека и фундаментальных свобод». Серьезным людям (и не только аналитикам) давно ясно, что главное противоречие современного мира не между лживой псевдодемократией и мифическим авторитаризмом, а между безуспешно борющимся с ожирением «золотым миллиардом» и «остальным» миром», в котором 20 млн людей в год умирают с голода, а остальные шесть миллиардов страдают от недоедания. Причём пропасть между этими двумя мирами после развала СССР увеличивается галопирующими темпами. И логика политической борьбы подталкивает Китай к лидерству в этом самом «остальном мире».

Западный проект «Россия» начался с развала СССР. Сейчас уже вряд ли кто станет отрицать, что к этому Запад очень и очень приложил свою руку. Но дело было не только в развале Союза, но и в том, чтобы на его месте создать вассальное государство, некий северный противовес Китаю. А необходимость в таком противовесе для «коллективного Запада» после событий 4 июля 1989 г. на площади Тяньаньмэнь стала совершенно очевидной. Потому что если Советский Союз, развалить удалось, то развитие социалистического Китая пошло не по нисходящей, а по восходящей, что сделало КНР ведущим фактором-носителем будущего мировой политике.

Поэтому в сухом остатке мысль Киссинджера заключается в следующем. Если Россия хотя бы частично добьётся своих целей на Украине, то Запад будет переживать кризис, связанный с ослаблением доверия Европы к Вашингтону. Если же, что можно представить в фантастических снах, развитие событий пойдёт по сценариям Владимира Зеленского, то тем самым Запад ещё больше подтолкнет Россию к Китаю, что коренным образом изменит «баланс сил» на международной арене. А именно категориями этого пресловутого «баланса» и мыслят западные политологи.

Констатируя это положение шахматного «цугцванга» западной политики, Киссинджер видит выход из создавшегося положения на пути «разумного компромисса» посредством хотя бы частичного признания правомерности требований России уважать интересы её безопасности. Думается, что это шаг в правильном направлении. Но еще более верным был бы отказ от традиционного политического мышления на основе пресловутого «баланса сил» и переход к поиску баланса интересов всех партнеров по международному взаимодействию. Печать