Асафов: Публичность профессии политтехнолога задает рынок

В декабре в Москве прошел VII Конгресс Российской ассоциации политических консультантов (РАПК). Новым президентом ассоциации был избран Григорий Казанков – политтехнолог, эксперт Центра ПРИСП. Глава РАПК анонсировал планы масштабных преобразований. В том числе было заявлено о намерении добиваться формального признания профессии политконсультанта, вести работу над созданием профстандарта и созданием программ обучения политконсалтингу в вузах.

Эти инициативы дали повод для оживленной дискуссии между членами цеха политконсультантов и политтехнологов. В дискуссии приняли участие и эксперты Центра ПРИСП Сергей Румянцев, Антон Садкин, Алексей Аксютенко, Владимир Шаповалов, Даниил Ермилов, Константин Труфанов, Павел Склянчук, Антон Чаблин, Алексей Левин, Кирилл Шкилев, Алексей Шидловский, Антон Тимченко и Алексей Громский.

Также поделились мнением президент Российской Ассоциации по связям с общественностью, президент Minchenko Consulting Евгений Минченко, председатель совета директоров Центра политического консультирования «Никколо М», президент EAPC, член правления РАСО и член правления РАПК Игорь Минтусов.

Свою позицию относительно путей развития профессиональной корпорации политконсультантов выразил и политолог, эксперт Центра ПРИСП Александр Асафов.

Сегодня среди коллег идет своеобразная дискуссия о профессии политтехнолога, политконсультанта и этических нормах, связанных с ней. Поводом послужило недавнее интервью уважаемого Григория Казанкова, президента Российской ассоциации политических консультантов (РАПК), в котором он выразил свою позицию о недостаточном признании и институализации нашей профессии как таковой в публичном поле. Подобные темы становятся благодатной почвой для практической софистики, чего мне хотело бы избежать. Ограничусь коротким выводом, что подобная позиция несколько надуманна. И вот почему.

Прямо сейчас представители профессии находятся в максимально комфортных для себя условиях. Эти условия сложно назвать конкурентными. Дополнительная легализация откроет двери молодым специалистам, что при достаточно узком и стабильном рынке, емкость которого не увеличивается годами, приведет к падению доходов участников рынка политических профессий и снижению стоимости работы политтехнологов.

Тем же политтехнологам и политконсультантам, кто сомневается в институализации собственной профессии, можно предложить ответить на вопрос: откуда заказчики узнают о них и их нанимают? Не абсурдно ли, что это происходит, если профессии формально нет?

Для естественно сохраняющегося status quo есть и еще одна причина. В профессии много вопросов деликатного, а то и полностью неразглашаемого характера: финансы, личная жизнь кандидата и членов его семьи, внутренние события строительства партий, включая непарламентские. Также есть категория вопросов, плотно пересекающихся с действиями органов исполнительной власти регионов РФ.

Предположим, что широкая институализация профессии политтехнолога и политконсультанта произошла. Появились профсоюзы, открылись отдельные факультеты, которые выпускают специалистов-политтехнологов, а в публичном пространстве широко упоминаются имена политконсультантов применительно к их кампаниям… Вырастет конкуренция, а с ней, само собой, и уровень профессионального тщеславия. Но с автоматической закономерностью к людям этой профессии появятся и новые вопросы. Готовы ли они будут на них ответить?

Ведь следующая дилемма станет магистральной: а готовы ли политтехнологи и политконсультанты разделить ответственность за плоды трудов своих клиентов после выборов? Готовы ли они обсуждать претензии общества к тем или иным политикам по поводу рефлексии их деятельности, их заявлений, в том числе сделанных в соцсетях, или их бездействие по острым проблемам? Опыт подсказывает, что вопрос можно считать риторическим.

Сейчас же сами специалисты рынка политических услуг, их клиенты и те, кто так или иначе связан с электоральными процессами, прекрасно понимают уровень и роль каждого из участников — как отмечал выше, рынок весьма емок и стабилен. Кто-то работает с позиционированием кандидата, кто-то сосредоточен на отдельных аспектах кампании, которая представляет собой технологические процессы, кто-то занимается интернет-технологиями.

Есть и те, кто занимается тем, что в публичном поле принято порицать: черным пиаром и компроматом. Вообще говоря — в том значении этих слов, которое имеют в виду математики — серьезным морально-нравственным камертоном может быть лишь отношение общества. Повторюсь, готовы ли представители профессии в публичном поле принять на себя часть общественного гнева, вплоть до сомнения избирателей в самом процессе выборов? Ведь общество неизменно возложит ответственность на политтехнологов и политконсультантов за избрание непопулярного политика. Так уж ли необходимо присутствие нашей не особенно публичной профессии в публичном поле?

Так что существующая институциональность профессии не может служить поводом для пессимизма. Сегодня российский рынок политконсультантов представляет собой самое профессиональное объединение в мире. Постоянно анализируя ход кампаний на Западе и в Европе, а также участие российских консультантов в зарубежных выборах, могу утверждать, что наши специалисты лучше иностранных и, как мне кажется, в дополнительном признании не нуждаются.

Если же в некотором трудно представимом будущем профессия каким-либо образом столкнется с дополнительным пиаром, то, соглашусь, это породит новые вопросы как для профессии в целом, так и для выборов в частности. Печать